Через короткое время с задних рядов закричали:
— Свой! Наш аэроплан. Видите, на крыльях у него красные звезды.
Каждый про себя шептал: «Наш, наш. Небось, разведчик. И у нас на вооружении имеются аэропланы».
Но все это обернулось по-другому. Аэроплан приблизился, покружил и вдруг открыл стрельбу по собравшимся на митинг людям. И тут все поняли, что красные звезды на крыльях — маскировка, коварная уловка врага.
— Рассредоточиться! — послышалась громовая команда Быхтана.
Схватив каждый свою винтовку, кто-то спрятался в кустах, кто-то засел в придорожной канаве. Повсюду открыли по вражескому аэроплану ответный огонь.
Михаил Иванович оставался на тачанке. От него не отходили Быхтан и Кироносенко.
Послышалось новое указание:
— Стрелять прицельно, только прицельно!
Летчик вражеского аэроплана испугался дружного огня снизу, развернулся и улетел. К счастью, урона не было. Председателю ВЦИК все же удалось в напутствие бойцам сказать несколько слов о злодеяниях белогвардейщины, о их коварстве, которое бойцы сейчас сами видели. Сказал и о том, что у каждого из них в сознании мечта поскорее возвратиться в свою семью, в свой дом. Выехать в поле, по-доброму опустить в землю зерна. Но для этого нужна мирная жизнь, которую они завоевывают.
Конармейцы уже седлали лошадей.
Во время налета вражеского аэроплана Михаил Иванович заметил, как под колесами тачанки промелькнула наголо остриженная голова парнишки, того самого Яшки, которого он только что перед этим видел в обозной части.
Корпус частями начал покидать село Тальное.
Командир шестой дивизии Быхтан, а с ним красный командир Кироносенко подошли к Калинину и стали извиняться за непредвиденное вмешательство.
Михаил Иванович, ни в чем не изменив себе, ответил спокойно:
— Всех нас ждет непредвиденное, пока враг не сломлен. — Помолчав, добавил: — Но мы с вами взрослые люди, к тому же закаленные, а вот детей надо держать подальше от опасности. Парнишку этого, Яшку, отведите в наш агитпоезд. Мы определим его в детдом.
Яшка услыхал этот разговор, разобрался что к чему, засуетился, забегал и крикнул:
— Нет! Не хочу, не поеду! Здесь останусь.
Быхтан ответил:
— Не пойдет он никуда из кавалерии. Здесь ему, как подрастет, обещаны конь и сабля.
ДОВЕРИЕ
Шел нелегкий 1922 год. В приемной Председателя ВЦИК Михаила Ивановича Калинина, на Моховой в доме 7, среди бородатых деревенских ходоков со всех губерний замешался мальчонка с Остоженки. Щупленький, остроносый, нестриженый. Звать его Федя, по фамилии Ряднов.
— Хочу пройти к товарищу Калинину, — держа в руках линялую фуражку, заявил он.
— Строгая очередь, мальчик, по записи, — ответили Феде и, посмотрев на его залатанный пиджак, дырявые брюки, на тощие, в ссадинах руки, подумали: из беспризорных.
Очередь так очередь. Ничего тут, ясно, не поделаешь! Федя Ряднов стал ждать, приглядываясь к людям и прислушиваясь к их озабоченному разговору. И когда почтенные, бородатые мужики, подпоясанные сверх поддевок кушаками, уладили свои земельные дела, Калинину доложили о мальчонке.
— Спросите, что ему надо?
Выяснилось: Феде надо немного денег. Он решил торговать газетами. Живет с тетей-старушкой в большой нужде. Подрос уже. Время зарабатывать деньги самому.
Калинин взглянул на парнишку, и все увидели, как близорукие глаза его по-доброму оживились, заблестели, нахмуренные брови расправились. Он заулыбался. Вызвал личного секретаря Мошкарова.
— Надо дать денег мальцу. На такое дело не жаль. Надо дать.
— Денег у нас ссудных нет, Михаил Иванович, — ответил Мошкаров.
— Совсем нет?
— Так, малость.
Калинин на короткое время задумался, пощупал седеющие усы. Взял папиросу. Повертел ее в пальцах и отложил.
— Возьмите из фонда оказания помощи нуждающимся. На днях я туда передам свой гонорар, полученный за статьи.
— Понапрасну, Михаил Иванович. Мальчишка-то, видать, с улицы. Деньги ему на прогул.
— Нельзя так жестоко говорить. Нельзя!
Калинин, заложив руки за спину, прошелся по своему рабочему кабинету от стены до стены. Вспомнил: сегодня на приеме у него были помимо ходоков-крестьян два бывших воришки, раскаявшихся в своих скверных делах. Это настраивало его на добрый лад. Посмотрев на секретаря более пристально, он опять заговорил о том же:
— Мы должны доверять. Ребята, как и взрослые, разные. Чуткое отношение — верная педагогика. По себе знаю…