— Приходится.
— Если хочешь, могу тебя рекомендовать в тайный революционный кружок, который связан с «Союзом борьбы»?
— Давно ищу связей, — обрадовался Калинин.
— Про Ленина слыхал?
— Он же сослан в Сибирь…
— Кружки и «Союз борьбы» — его рук дело. А из Сибири Ленин должен скоро вернуться…
Прощаясь, Ваня Кушников посмеялся:
— А на колышке я с тобой тягался понарошку. Не надо нам быть очень серьезными, а то приметят и проследят…
Миша Калинин удивился.
— Да, да. Это так, — убеждал Ваня друга. — А тебя, Миша, я сведу с одним умным человеком. Он подскажет, что нам надо делать, как жить…
ПИЧУЖНИК
Равного Путиловскому заводу в России в то время не было. Огромная армия рабочих с утра и до глубокой ночи трудилась в грохочущих цехах. Каждый делал свое: ковал или сверлил, нагревал или шлифовал, растачивал, полировал, красил, спускал, поднимал, откатывал.
— Вот ведь с полгода тремся бок о бок, а один другого сразу не распознали, — сказал подметало — рабочий с ремешком вокруг седой головы.
Михаил Калинин задержался, переложил из руки в руку стальную болванку и подумал: «Наверное, это и есть тот самый рабочий, с которым мне советовал познакомиться Ваня Кушников».
— Новичок в токарном-то деле?
— Не очень, — ответил Калинин. — Два года на «Старом арсенале» работал.
— Вижу, ремесло это тебе по душе. Только вот характером норовист. Говорят, будто бы отказался жертвовать на постройку храма господня?
— Отказался.
— Может, еще передумаешь?
— Нет, не передумаю. Церковь при заводе никому не нужна. Да и денег жалко.
— Другим-то, думаешь, своего заработка не жалко? Да жертвуют.
— Боятся администрации.
— А ты не боишься?
— Уволят, на другом заводе токаря нужны.
Рабочий с ремешком на голове за смену хоть один раз да подгонит тележку к станку Калинина. Пошутит, посмеется, а иногда скажет и такое, отчего у молодого токаря займется сердце:
— Вот, к примеру, металл: точишь чугун — от него шелуха. А скажем, медь: тут стружка что шелковая лента — соблазн. Но вот поставим кусок стали, резец сам скажет, что это за добро. Люди-то тоже разные. Как, по-твоему?
— Разные, — поняв, о чем идет речь, ответил Калинин.
В выходной они условились сойтись на шумном Нарвском базаре, где толпился народ, продавая полуизношенную одежду, валенки, шапки и всякую всячину. Рабочий-подметало пришел в длинном драповом пальто, в шляпе. В руках он держал клетку с двумя серыми, невеселыми пичужками.
Пичужник и Миша Калинин сели на обглаженный камень поодаль от людской толчеи.
— Надоест мне заводской шум, вот я тут и отдыхаю, — сказал пичужник.
Он вскинул поблекшие глаза к чистому холодному небу. Проследил за сахарными облаками, идущими своей чередой. Брови его расправились.
— Плясать умеешь?
— Чего? — удивился Калинин.
— Плясать барыню или камаринскую, песню петь — надо уметь. Друзьями обзавелся?
— Обзавелся.
— Это хорошо. Только не ходите попусту друг к другу. И на улице своих не признавайте, держитесь как чужие. Понял?
— Понял, — ответил Калинин.
— Читаешь?
— Читаю. А то как же!
— На народе с книжкой не показывайся. Хозяйка квартиры небось за керосин бранит?
— Бранит, хотя я свой жгу.
— Вот то-то и оно! Выдаешь себя с головой. Другим бы и невдомек, кто ты есть, а тут всякие домыслы пойдут.
Миша Калинин бледнел и краснел. Непринужденный разговор этот зацепил его за самую душу: в сухоньком, постоянно кашляющем рабочем-подметале и пичужнике таится кто-то другой. Клетка с птицами — ширма. «Вот как надо уметь, чтобы удержаться на ногах, а то враз собьют».
К ним подбежал мальчонка с конопляными семечками в мешочке. Рабочий взял у него на копейку корма для птиц и склонился над клеткой. А сам вел разговор:
— Часто видишь стражников?
— Каждый день прохожу мимо них у заводских ворот.
— С оружием они. Страшно?
— Неприятно, — поморщился Калинин.
— Думаешь, это наши враги?
— А кто же?
— Враги, да только они открытые. На случай можно обойти их стороной. Бойся врагов скрытых. Доверишься, пооткровенничаешь — и за тобой слежка. В заводской администрации тоже надо уметь разбираться: который кричит — не страшен, а страшен тот, который молчит.
Они поднялись с камня.
— Болтливым быть не следует. Ну, а если где сказать потребуется, надо сказать так, чтобы рабочий люд тебя запомнил. В одном деле ты уже преуспел: есть на бирке зарубка…