Отгулял Степа праздник и пошел в деревню Верхняя Троица, где Михаил Иванович гостил.
Калинин припомнил парнишку.
— Что ты принес ремешок — хорошо. За это я тебе дарю его. Носи на здоровье!
В ГРОЗУ
Дело близилось к осени, но стояло еще хорошее тепло, и грозы не унимались. Что ни день, то к вечеру соберутся невесть откуда дождевые тучи, засверкает молния и разразится гром. Вот в такой ненастный вечер один раз и пришлось Михаилу Ивановичу из Верхней Троицы ехать в Кашино, к поезду.
Ехал он на лошадях тетьковского дома отдыха. Отвозил его на станцию быстрый, расторопный конюх Егор Кузьмич. Калинин любил с ним ездить: в дороге можно поговорить о том о сем, особенно о религии, и ездовой он надежный. Тридцать километров по плохой дороге нелегко одолеть. А тут еще и гроза!
Покачиваясь, сидели они плечом к плечу, покрытые одним рядном.
— Придется, Михаил Иванович, свернуть в Почапки, а не то в Мерлине переждать.
Калинин, выставив бородку вперед, осмотрелся, потянул в себя сырой воздух.
— А что это даст? Все равно намокли. Лучше быстрее ехать.
— По такой дороге быстрее нельзя. Не ровен час, угодим в канаву.
— Ну что же, в канаву. Встанем, отряхнемся да вновь прибавим прыти.
— Как придется встать-то! А то и без руки аль без ноги останетесь. За вас перед Москвой наотвечаешься. Вот опять сейчас разразится. Свят, свят!
Егор Кузьмич искоса поглядел на Калинина, хотел перекреститься и не успел. Тут так сильно грохнуло, что лошади рванули и понесли в сторону. Но им воли не дали. Когда лошади вновь пошли спокойной рысцой, Калинин себе в бороду заулыбался:
— Бога-то, Егор Кузьмич, не забыли?
— Вспоминаю.
— И часто?
— Денно и нощно. Думаю так, помолишься — вольготнее на душе делается. Знаете нашу жизнь: вся она в хлопотах да в заботах.
— А не помолишься?
— Зверь зверем. И спорости в делах нет. Вот ведь и сейчас: не кони нас везут, а боги несут…
— Ой ли! Что же это они нас плохо несут: ухабами да колдобинами, трух, трух…
— Стало быть, в Кашине дорога плохая. А вот на днях отвозил я свое начальство в Кимры, дорога там хорошая.
— Так опять же дорога.
— И бог помогал.
Отвечая, Егор Кузьмич не забывал натягивать вожжи и, взмахивая кнутом, понукать двух некрупных лошадок.
— Я думаю так, Михаил Иванович, в малом деле бог и в большом деле бог. Без его и буржуев бы мы с шеи не спихнули, власти Советской не было. Подвозил бы я не вас, а какого-нибудь помещика Мордухай-Болтовского.
— Власть наша добыта рабочими и крестьянами. Не будь единства серпа и молота, не было бы и Советской власти, — ответил Калинин.
— Так-то оно так: только во всем господня воля… Бог всякую неправду и с богатых взыщет.
— В революции, Егор Кузьмич, мы на бога не надеялись. Ждали бы его помощи — и посейчас эти поля и леса были бы не наши.
— Поля-то стали наши, Михаил Иванович, да уродят ли они хлебушко. Сои мне виделся — помолиться бы с водосвятием.
— Упорствуешь, только понапрасну. Своим детям голову не забивай. Пойдут они в школу, там другое им будут говорить.
— Пошли уже.
— Ну вот. Учителя по-научному им будут объяснять об урожае хлебушка, а ты им свое — что во сне тебе видится.
Егор Кузьмич поговорил бы и еще, да въехали в большое село Почапки, а там несчастье: молнией оглушило девочку. Лежала она у дороги навзничь, почерневшая. Рядом с ней — опаленное огнем дерево. У ног девочки ползала мать. Обезумевшая, она не знала, что делать. Побежали за лопатами, чтобы зарыть девочку по пояс в землю, отчего будто бы «молния отделится».
— Не надо этого, — подоспев, сказал Калинин.
Увидев Михаила Ивановича (во всей округе его знали в лицо), люди расступились. А он сбросил с плеч намокший плащ, быстро переложил девочку на ровное место вверх лицом и стал делать ей искусственное дыхание.
— Вы, мамаша, не плачьте, не убивайтесь. Девочка ваша будет жить, будет, — утешал он.
— Она уже мертвая, мертвая! — причитала женщина.
Девочка долго лежала пластом, а потом тяжело вздохнула раз, другой, простонала и открыла глаза.
Михаил Иванович велел матери поскорее собираться с девочкой в кашинскую больницу.
Егор Кузьмич перепоясал кушак на себе, перепряг лошадей покороче, и по зыбкой дороге поехали дальше. Теперь конюх правил лошадьми с облучка, а рядом с Михаилом Ивановичем сидела женщина с девочкой на руках.
— Дай вам бог здоровья… — шептала она. — Откуда вы только взялись?.. Кто послал?.. До нас ли вам дело!..
Калинина такие разговоры обижали. В другой раз он, может, и рассердился бы, а тут не хотел огорчать убитую горем женщину. Только сказал: