— И у вас стало земли больше: должен быть лишек ржи, овса, ячменя. Рачительные хозяйки масла приберегают на продажу, яйца. Товару мало, потому дорого. Будет больше — подешевеет. Базар цены сам устанавливает. Говоришь, зазывалы появились. Кричат: «Садовые, медовые, наливчатые!..» Пусть кричат, что и на ярмарке. Не так ли? Походишь по торговым рядам, захочется чаю с сахаром да с калачом. А вот она, чайная. Не так ли? Давай закурим: мысли-то у тебя и выстроятся одна за другой.
Калинин достал табакерку.
Они закурили, но у Василия Пестова мысли не выстраивались, шли вразброд. Он то и дело скреб в затылке: «Дыра в кармане…»
— Вот что, Михаил Иванович, не свернули ли мы на старую дорогу? Не потеряем ли так революционных завоеваний, добытых большой кровью. Вот меня и послали узнать, что об этом думает наша высшая Советская власть? Какой разговор по этому делу у вас с Лениным?
Калинин протер толстые стекла очков, еще раз поглядел усталыми глазами на Пестова: все ли он сказал? Может быть, и не все, да и этого хватит. Спокойно ответил:
— Продразверстке — конец, и навсегда, дорогой Василий. Единый налог, по усмотрению Ленина, оздоровит нашу хозяйственную жизнь, и довольно скоро. Опасность в этом невелика, а может быть, этой опасности, которую вы увидели, и совсем нет.
Пестов что-то хотел еще сказать, но Михаил Иванович поднял руку, заставил его дослушать:
— Все эти рукавицыны, голицыны, там муницыны или иные буржуи со своими лабазами нам не страшны, и вы их не бойтесь. Это не буржуи, а выскочившие по мокру поганки-дождевики. Наступим на них широкой подошвой, они и — пых, пых, пых! Почему? Да потому — командные высоты в наших руках: заводы, фабрики, шахты, банки, железные дороги. Вот что главное. Поезжай домой и организуй так, чтобы в Мерлинке была общая мельница, молотильная машина, сеялка, веялка, на паях — маслобойка. Машины берите в прокат. Артель поборет и кулаков и торговцев.
Василий Пестов повеселел. В приемной они уже стояли друг против друга. Калинину хотелось чем-нибудь порадовать земляка. Пожимая на прощание руку, он спросил:
— Ребятишки растут? Много их у тебя?
Василий махнул шапкой, которую все это время держал при себе.
— Чего другого, а детей охапка.
— Свези от меня им подарок. Вот тут с десяток тетрадей и карандаши. Пусть учатся.
Пестов ушел от Калинина с надеждой. Но той ночью, как возвратиться ему в свою Мерлинку, дома и двора не стало. Из огня выхватили его жену с малыми ребятишками. Подбежавшие с гулянья парни успели выломать забор, выпустить лошадь и корову.
Страшны в деревне пожары. Каждая травинка, каждая прядь соломы, взлетая, разносит по ветру искры на всю улицу. На зарево, охватившее полнеба, сбежались люди из соседних деревень Эскимо, Почапки, Турово. Все знали, что это козни кулаков. У них в тайниках керосин и спички.
Калинин не замедлил прислать из Москвы кашинским властям указание: отпустить погорельцу сто корней лучшего строевика в лесу бывшего помещика Мордухай-Болтовского. На той же бумаге с государственным гербом внизу приписал: «Строй, Василий Максимович, дом хороший, на страх и зависть врагам. Приведется быть в Верхней Троице, зайду к тебе на новоселье».
И через год зашел.
В то время мужики убирали с поля рожь. Впервые в Мерлинке загудел барабан молотилки — мечта комбедовцев. Лошади четырех хозяев, натягивая постромки, ходили по кругу в приводе. Старший сын Пестова, с подсученными штанами, постреливал в воздухе кнутиком, посвистывал и покрикивал на вороных. Снопы, привезенные с поля, подавал в барабан сам Василий, в короткой поддевке, подпоясанной красным кушаком. На току с вилами и метлами бегали женщины, радовались: пришла на выручку машина.
Новостройку Василия Пестова Калинин обошел со всех сторон. Щурясь сквозь очки, осмотрел карнизы и наличники, крыльцо с перилами и городочками, кровлю из щепы.
— К такому дому требуется палисадник, — сказал гость. — А в палисаднике — деревца да скамейка. В час досуга закат солнца радует…
— Со временем сделаю, Михаил Иванович, сделаю. Только вот чего такого посадить под окнами?
— Сажай, что покрепче. Чтобы навечно…
Василий Максимович взрыхлил землю на глубину заступа и посадил этот дубок. На первом году он был мал — шапкой покроешь, а тут поднялся, разросся.
Известно: большое начинается с малого.
ВДОВИЙ СЫН
Как-то поздней осенью, постукивая по сухой земле палочкой, Михаил Иванович зашел на тусклый, мигающий огонек в контору Верхне-Троицкого колхоза.