— Ну конечно, так Мосса и поймает их, громыхая своей цепью, — сказала мама.
Только теперь Атс понял, какое это несчастье — обрывок цепи, который тянется за Моссой всюду, куда бы она ни пошла.
— Как бы эта цепь не зацепилась за что-нибудь, тогда наша Мосса там и умрет, — сказала мама, словно предвидя несчастье.
У Атса от этих слов сжалось сердце.
— Я слышал, как пана сказал, что Мосса может разорвать запутавшуюся цепь, вот я и захотел попробовать, можно ли ее разорвать, — объяснял Атс, будто он хотел этим оправдаться в маминых глазах.
— Какой же ты упрямый, — сказала мама. — Что при тебе ни скажи, все непременно повернешь по-своему. Папа говорит, что лиса может разорвать цепь, а ты вместо Моссы сам начинаешь ее рвать. Хочешь помочь Моссе! Скажи-ка мне лучше, уж не были ли твои колики в животе такой же глупостью, как все остальное? Ничего у тебя не болело, про живот ты все выдумал, чтобы выйти ночью во двор.
Атс растерялся. Неужели мама не верит даже в то, что у него болел живот? А ведь он потому и выпустил из рук цепь! Он же вовсе не собирался отпускать лису на волю, он только хотел попробовать, хватит ли у него сил разорвать цепь. О воле он вспомнил уже потом, когда лиса убежала. О воле он подумал, чтобы немножко утешиться.
Атсу долго пришлось убеждать маму, прежде чем она поверила, что ночью у него и правда болел живот. А поверив, мама заволновалась, как объяснить все отцу, чтобы тот не рассердился: мама не хотела, чтобы она одна знала, как все случилось на самом деле. Но мамины страхи оказались напрасными. Когда она рассказала обо всем отцу, он только засмеялся и сказал:
— Что посеешь, то и пожнешь. Отпустил лису, вот и остался без нее. Свои розги всегда больней бьют.
Отец сказал это во дворе, но так громко, что через открытое окно Атс все слышал — и слова и смех. И странно, только теперь он ощутил в груди такую же щемящую боль, как зимой, когда отец и лесорубы смеялись над пережженной веревкой.
— Зимой лиса вернулась, потому что ее донимали мороз и голод, — продолжал отец. — Теперь в лесу тепло и еды вдоволь, вряд ли он ее дождется.
— А может быть, она все-таки вернется, — проговорила мама.
— Ну, если парню повезет, может, и вернется, — равнодушно ответил отец, и именно это равнодушие больше всего заставило страдать Атса: папа вел себя так, как будто все это касалось одного только его, Атса. Как будто Мосса принадлежала только ему, и вот он сам отпустил ее.
Но видно, Атс и впрямь был везучий, как сказал отец утром. Поздно вечером, когда он вернулся из лесу, во дворе в кустах мелькнул какой-то зверь. Отец сорвал ружье с плеча и, держа его наперевес, бегом направился туда, где в темноте скрылся зверь. Вдруг он услышал, как что-то звенит, ударяясь о камни. Он остановился и позвал:
— Мосса, Мосса, Мосса!
Цепь снова зазвенела, лиса подползла к его ногам, легла на спину и вытянула к нему передние лапы, как будто просила прощения.
— Ах ты старая плутовка, — сказал отец, расплываясь в счастливой улыбке. — Опять, значит, вернулась. Видно, полюбились мы тебе.
— С кем это ты разговариваешь? — спросила мама, которая как раз вышла во двор и узнала отца по голосу.
— С Моссой, конечно, с кем же еще, — ответил отец. — Я чуть было не застрелил ее, да вовремя услышал, что цепь звенит.
Мама обрадовалась, поставила ведро с пойлом для свиньи на землю и пошла поглядеть, неужели и вправду Мосса вернулась домой живой и здоровой.
Увидев ее, мама сказала:
— В самом деле Мосса! Она и есть. Видно, и лесной зверь умеет ценить, если с ним по-хорошему обращаются. Помнит и возвращается, хотя его снова посадят на цепь.
— А где же сын? — спросил отец.
— Некогда было даже поглядеть, куда он запропастился, — ответила мама. — Небось спит уже где-нибудь.
Так оно и было: Атс присел в уголок у печи передохнуть и уснул. Там он теперь и лежал, свернувшись калачиком. Маме пришлось немало повозиться, прежде чем она растолкала его и он смог сесть за стол ужинать. Но в этот вечер ему не сказали ни слова о возвращении Моссы, чтобы он не возбудился на ночь глядя.
Утром Атсу тоже не сразу сообщили о возвращении Моссы. Мальчик очень переживал всю эту историю и несколько раз сам пытался заговорить с мамой о лисе, но мама отвечала односложно. Наконец, словно нарочно дразня его, она сказала:
— Ты ведь сам хотел выпустить Моссу на свободу, что же ты теперь все время ждешь ее и расспрашиваешь о ней?
— Мне так жалко, что ее нет, — сказал Атс. — Если бы она еще раз вернулась, я никогда больше не отпустил бы ее.
— А может, она уже и вернулась, — подразнила его мама. — Спит в своей норе или играет с Пийтсу. Ты ведь туда еще не заглядывал.