Так мама объясняла Атсу, к чему может привести его беготня, а он бегал все быстрее, поднимая все больше шума. Это продолжалось бы, наверное, еще долго, но тут с Атсом приключилась беда: он ударился босой ногой об острый камень, прятавшийся в траве. Атсу было очень больно, а когда из пальца пошла кровь, стало еще больнее. Единственным средством от боли были слезы. И он громко и жалобно заплакал и не умолкал до тех пор, пока мама не принесла чистую тряпочку и не перевязала окровавленный палец. Потом она разыскала в траве злополучный камень, положила его на ладонь, показала Атсу и сказала:
— Посмотри, это тот самый камень, который ты несколько дней назад кинул в траву. Помнишь, я наказывала тебе: не бросай камень в траву, сам же о него споткнешься. Так оно и вышло. Камни надо бросать у забора, там, где никто не ходит.
Мама хотела кинуть камень в крапиву, но Атс попросил отдать его ему. Мама отдала ему камень, но, вместо того чтобы швырнуть его в крапиву, он через забор кинул его на луг.
— Там ты еще раз поранишься, — сказал мама.
Но мальчик ничего не ответил. Словно и не слыша маминых слов, он, прихрамывая, отправился к сараю поглядеть, что делают лиса и мертвая ворона. Атс долго подглядывал за ними в щель и время от времени толкал обеих палкой, пока не услыхал голос отца. Теперь мальчику больше некогда было сидеть возле ящика. Атс побежал взглянуть, собирается ли отец в лавку или он так же, как мама, забыл обо всем.
Нет, отец не забыл про ремень и пряжку, но говорил он о них таким голосом и с таким видом, как будто ему было все равно, пойдет он за ними сегодня, завтра, на следующей неделе или через год. Атс никак не мог понять, отчего пожилые люди могут равнодушно относиться к таким важным вещам, как ошейник с медной пряжкой для лисы. Когда Атс вырастет, он ни за что не станет таким безучастным и равнодушным, никогда не станет. Важные дела для него всегда останутся важными, каким бы старым он ни стал. Размышляя об этом, мальчик тенью ходил за отцом и продолжал твердить о лисенке, о мертвой вороне, об ошейнике и о пряжке золотистого цвета. Отец обувался — мальчик был рядом; отец умывался — мальчик стоял так близко, что брызги летели ему в лицо; отец повязывал платком шею — мальчик тянул его за штанину; отец завтракал — мальчик глядел ему в рот, а сам и куска не проглотил; когда отец встал из-за стола, мальчик, путаясь у него в ногах и не сводя с него глаз, спросил:
— Папа, теперь ты уже пойдешь?
— Какой ты сегодня надоедливый, как муха! — сказал отец. — Оставь меня в покое хоть ненадолго.
Но мальчик никак не мог оставить его в покое, просто потому что ему самому не было покоя. Он вертелся около отца и снова и снова заводил разговор все об одном и том же. Он даже не заметил, что потерял тряпочку, которой был завязан пораненный палец, как вдруг почувствовал, что трава цепляется за ранку и палец начал сильно болеть. Атс пошел к маме, чтобы она еще раз перевязала ему палец, а то, чего доброго, опять пойдет кровь. Крови Атс боялся пуще всего, потому что отец однажды сказал, что если пошла кровь, значит, скоро будут видны кишки. А это уж не дай бог, тогда ведь и смерть не за горами. Умер же тот пестрый теленок, которому старая Криймик своими острыми рогами распорола брюхо. Теленок жил еще два дня, но не пил, не ел, только все хворал, а наутро помер. И хотя Атс уже знал, что ни на ноге, ни на руке кишки все равно не покажутся, ужас охватывал его сердце, когда он видел свою кровь.
— Если ты будешь так часто терять повязку, — выговаривала мама сыну, — я их не напасусь на тебя. Одну свою старую рубашку я уже разорвала на бинты, другая в запасе, а там мне уже и брать будет неоткуда.
— А у папы разве нет старых рубашек? — спросил мальчик.
— Сейчас нет, — ответила мама.
— И у меня тоже нет? — не успокаивался мальчик.
— Ты свои изнашиваешь до ниточки, нечего вокруг пальца повязать, — сказала мама.
— Так ты лучше сразу порви их на бинты, — посоветовал ей сын.
— А что же ты будешь носить? — спросила мама.
Этого Атс не знал, и разговор на том кончился. Но когда палец снова был забинтован и лоскуток даже обмотан вокруг лодыжки, чтобы не сползал с пальца, первой заботой мальчика было поскорее выяснить, где отец. А тот как в воду канул. Атс забежал в сарай, заглянул в амбар, зашел в хлев, забрался по стремянке к лазу, ведущему на сеновал, будто отец в своей воскресной одежде мог залезть туда, потом поспешил обратно в комнату, обежал двор и, нигде не найдя его, выбежал за ворота на дорогу. Но и там не нашел отца. Атс вернулся к маме, чтобы спросить у нее, куда же девался отец. Но мама знала не больше его. Она высказала предположение, что он, наверно, уже пошел в лавку, раз нигде его нет. Но ее ответ не успокоил Атса. Ему нужны были точные доказательства. Поэтому он снова выскочил за ворота и побежал по дороге в сторону лавки, пока не вышел из леса в поле, откуда было видно далеко-далеко, до самого горизонта. Но отца на дороге не было. Шли разные другие люди, но отца среди них он не видел. Грустный вернулся Атс домой. Он плелся опустив голову и глядя в землю, как вдруг услышал голос отца: