Но пан управляющий водил нас по самым красивым местам, показал целый выводок ежат, проводил на полянку, алую от земляники.
— Слушай-ка, Тонча, тебе не сдается, что он чокнутый? Не слишком ли часто мы на этого управляющего натыкаемся? — удивлялась мама.
— Ты так думаешь? Все может быть.
— Ты не знаешь часом почему?
— Откуда же мне знать?
— Смотри, девочка, как бы Йозеф не догадался!
— Йозеф? А при чем тут Йозеф?
Карие глаза смотрели так удивленно, что мама лишь рукой махнула. Пан управляющий наконец приустал. Он ни разу не встретил приглянувшуюся ему красавицу без нашего сопровождения.
Нас же вполне устраивали его бесславные попытки ухаживания: он показал нам самую прекрасную лужайку на свете. Небольшая, ровная, спрятанная за холмом, она поросла шелковистой муравой; на почтительном расстоянии друг от друга росли высокие деревья. Лужайку огибала речка Коцаба, далее раскинулись луга, усыпанные цветами. На каждом или почти на каждом цветке сидели мотыльки — их легко поймать и разглядеть. Кроны деревьев источали горьковатый миндальный аромат, от низких кустов исходил дурманящий запах. Сделаешь шаг — и в воздух взлетает целый рой кузнечиков.
Благодаря равнинному месту речка здесь разлилась, на ее песчаном дне громоздились камни и камушки, под которыми прятались улитки или раки. А сколько вертких рыбок, что выскакивают на поверхность, если им кинуть кузнечика! А жучков самых разных расцветок! Здесь мы находили чудесные трубочки, слепленные из песчинок, из блестящих камушков, из щепочек. Их обитатели, правда, оказались не слишком приглядными, и мы без церемонии выкидывали их из домиков.
Над водой порхали бабочки с синими и желтыми крыльями, столь прекрасные, что просто грех было не ловить их, не намочить крылышек в воде, не подержать в руках. Обсохнув, они покидали травинки и снова взлетали к солнцу. Иногда две бабочки, приникнув друг к другу, долго скользили, опьяненные полетом, их так легко поймать, но, бог знает почему, мамы нам это запрещали. Иногда хищно мелькала стрекоза с огромными глазищами, и мы следили за ее неровным, порывистым полетом.
В жаркие дни мы возвращались домой затемно, и повсюду: в воздухе и в траве — сверкали, горели зелеными огоньками светлячки. Свет их был обманчив и коварен. На лету поймаешь такую вот звездочку, а она оборачивается безобразной мухой. Фонарик, поднятый с земли, становится в ладони отвратительным червячком.
Случилось так, что мы едва не лишились своей лужайки. Если пан управляющий был к нам слишком благосклонен, то пан лесник — напротив.
— Управляющий? С какой такой стати он вам разрешил? Ведь трава-то моя!
В субботу вопрос был решен дядей Йозефом. Взрослые сложились, дядя купил коробку сигар и тем самым восполнил ущерб, нанесенный траве. Лужайка осталась за нами. Теперь каждый год наши каникулы начинались с похода к леснику.
Мы с братом любили животных. Но бедным животным наша жестокая детская любовь не сулила добра. Я хватала в руки все, что ползало, летало, плавало, пряталось под камнями. И все тащила Павлику.
Однажды меня здорово цапнула жужелица. Шмель с белым задиком (папа говорил, что они безвредные) загнал мне жало под ноготь, землеройка так вцепилась в палец, что ее не могли оторвать, какой-то жук выстрелил мне прямо в глаза едкой кислотой, а однажды, когда я положила на ладошку рака (так делал папа, но моя рука была куда чувствительней), рак вцепился мне в палец, и ему пришлось оторвать клешню. Я жалела его больше, чем себя. Однажды я притащила Павлику длиннющего ужа, намотав его на руку. Мама закрыла лицо и подняла страшный крик, а брат ее успокаивал:
— Мамочка, ведь это обыкновенный уж, у него пятнышки на щеках, ну, посмотри!
Для раков я устраивала из больших камней возле коляски загородку. Я научилась ловко хватать раков за спинку или молниеносным движением выбрасывать на сушу. Павлик поливал раков водой, чтоб они не высыхали, и, вдоволь наигравшись, мы выпускали их на волю.
В господских хлебах я ловила для брата громадных кузнечиков, один был привязан ниткой к его коляске. Брат отпускал их пастись, но кузнечикам не везло, то склюет курица, то хрупнет у кого-нибудь под ногой, то попадет под колесо коляски. Один кузнечик забрался на самую верхушку сосны на нашей полянке, брат без него отказывался возвращаться домой, пришлось здорово помучиться, пока мы не вернули упрямца на землю. Кузнечики были кусачие, мы кормили их мясом и даже научили одного пить кофе. Когда мне не удавалось поймать кузнечика, Павлик начинал мечтать о тех краях, где саранча летает тучами. Нам так хотелось увидеть нашествие саранчи собственными глазами!