В детской, наивной ненависти к соседу она продала свой дом ниже его стоимости другому, и, когда расплатилась с долгами, у нее не осталось почти ничего.
— Ну и утерла же я ему нос, сударыня, а? Что вы на это скажете! — говорила она маме с гордостью. — У меня своего только одни глаза остались, чтобы поплакать. Теперь и замуж можно.
— К чему это вам, тетя?
— Да нет, меня уже сговорили, он дальний, вдовец. Дочь за ним не ходит, вот он и надумал жениться. На год меня помоложе, ему только семьдесят один, как вы думаете, сударыня, ничего?
— Ах, тетя!
Мама, не удержавшись, прыснула со смеху, но тут же взяла себя в руки.
— Ну и удивили вы меня! Пошутили, да?
Тетя покачала головой.
— Коли б не одиночество… — вздохнула она, и морщинки вокруг ее глаз увлажнились, — ах, если бы, говорю, не одиночество! Я бы и могилки с собой взяла…
Не прошло года, как мы ее навестили. Явились неожиданно — нам пришло в голову приехать поискать что-нибудь на лето. Открыла молодая женщина и вместо ответа раздраженно хлопнула перед нашим носом дверьми.
Через минуту вышла старуха. Неопрятная, с гноящимися глазами и обметанным болячками ртом, она смотрела на нас мертвыми глазами. Долго оставался занавес опущенным на ее лице, но вдруг в глазах блеснула искорка и хлынули слезы.
— Ах, сударыня, — тихо сказала она, — ради всех Христовых мук!
Она даже не позвала нас в дом, чтобы не было скандала. Но ее муж пригласил нас в трактир и угощал чем только мог.
— Дочка-то бесится, что я оженился, да еще потому, что полполя себе оставил, сами понимаете — ей хоть все отдай, все равно доброго слова не дождешься, лучше уж с протянутой рукой ходить. Сама-то мне и не настряпает, и не обстирает, ничего делать не хотела, а женился, так она злится.
Тетя молчала, машинально размачивала рогалик в трактирном жидком кофе и лишь иногда кивала головой.
Они дали нам с собой две корзинки клубники — первые ягоды, самые крупные, отборные. Солнце грело, ветер разносил сладкий аромат, вокруг тянулись целые плантации клубники.
Я ела ягоду за ягодой, а у меня в ушах все раздавался один-единственный тяжелый, извиняющийся вздох:
— Ах, сударыня!
Эта чужая, печальная, убитая горем женщина ничем не напоминала мне нашу тетю. Мертвая, угасшая. Ее кончина следующей весной нас уже не тронула, мы удивлялись, как это не случилось раньше. Тетю погубила клубника: во время весенних заморозков она закрывала ее своей одеждой, даже платок сняла с головы, и схватила воспаление легких. Мы потеряли свой райский сад, когда ее не стало, и никогда более туда не возвращались. Мы выросли, и куча песку, скачки на бричке без коней уже не увлекали нас, так же как и жучки, бабочки, тайные налеты на шарики снежноягодника и зеленые яблоки, поедаемые без счета. Нам больше не нужен был райский сад.
КОГДА ГОСПОДА БОГА НЕТУ ДОМА
Зимой почтальон принес официальную бумагу. У нас на дверях висел почтовый ящик, но письма мы получали редко, разве что несколько открыток к рождеству, весточку от пани Тврдой. И вдруг официальная бандероль. Повестка, требующая подписи, адресованная папе. Мама целый день крутилась вокруг рокового конверта, но распечатать не решилась. Он воцарился в буфете за стеклом и притягивал наши взоры.
Папа нахмурился. Его приглашали явиться в присутствие как двадцатидвухпроцентного инвалида, и это его оскорбило сверх меры. Он считал себя человеком здоровым и сумел убедить в этом всех окружающих. Никогда ни на что не жаловался, а на ногу тем более.
— Аккурат двадцать два процента! — ворчал он. — Хотелось бы знать, как это они высчитали. Двадцать два процента! Делать им нечего, вот и роются в старых делах.
Но выбросить повестку не осмелился. Отпросился с работы, переоделся в выходной костюм и отправился в присутствие, заранее настроившись агрессивно. Чиновник в сатиновых нарукавниках еще подлил масла в огонь: с важным видом посмотрев повестку, он послал папу выше по начальству.
— Нам стало известно, что вы инвалид войны.
— А мне это известно уже давным-давно, больше десяти лет!
— Вы получаете пособие по инвалидности?
— Нет, не получаю!
— Почему не получаете?
Папа неприязненно посмотрел на сатиновые нарукавники за столом.
— А как я, скажите на милость, могу его получать? Мне никто не дает, вот я ничего и не получаю!
— Но вы имеете законное право получать пособие по инвалидности!
Отец только плечами пожал.