— Ну и дурында же ты, — учил меня позже папа, — ведь если бы ты не стояла на полу, могло и убить!
Мама, окинув новую спальню взглядом знатока, заявила:
— Как бы не так! На такие прекрасные матрацы латаные простыни? И подушка ни к черту! Нужно купить батистовое покрывало, а к покрывалу портьеры. А на рождество я куплю оригинал и повесим в головах!
«Оригинал» — мамина давнишняя мечта. Во время прогулок мы подолгу стояли в пассаже перед витриной магазина, где продавали картины. Они давно висели здесь, в этой витрине, мне даже казалось иногда, что они в какой-то мере мне принадлежат. Мне особенно приглянулся мальчик, который, не стыдясь, добавляет в озеро и свою малую толику влаги. Такие сцены были в нескольких вариантах.
Ну а маме нравились цветы. Она выбрала печальные розы. Темно-красные на сером фоне. Отцветшие лепестки устилают серую скатерть, пышный букет дышит грустью увядания.
«Оригинал» в овальной раме я невзлюбила. С годами он стал еще печальней.
Как видите, деньги так и летели.
Папа заказал себе новый выходной костюм — это был второй костюм после войны, кроме форменного. Мама купила мяконькое суконное пальто с меховым воротничком. На лето мех отпарывала, на зиму пришивала.
И еще сшила платье в салоне, который открыли на Роганской улице. Салон, правда, не пражский, а лишь голешовицкий, но тем не менее там не по-божески драли. Мама рассказывала до самой смерти о том, как шила в салоне платье.
По тогдашним вкусам мама была чересчур худа, и тетя кроила ей свободные, широкие платья-размахайки, чтоб как-го скрыть этот недостаток. В салоне маме сшили узкое, обтягивающее фигурку платье, и только тогда стало видно, какая мама красавица. Зеленый шелк великолепно гармонировал с ее белой кожей и рыжими волосами. Она носила это платье долгие годы. Другого праздничного у нее не было.
Но основные хлопоты и подготовка к богатому рождеству нам еще предстояли.
— Знаете что, дети, на этот раз я испеку и печенье!
Мама печенья никогда не пекла: ее достаточно выматывали ваночки и яблочный струдель. Сама она печенья не ела, а для папы оно все равно как слону конфетка. Нам же мама иногда покупала печенье или обломки вафель в кондитерской. Но сейчас она переборола себя, накупила формочек и записала апробированный рецепт. Не знаю, сколько килограммов муки она бухнула, но теста получилось дикое количество.
Нам с Павликом очень нравилось вырезать формочками зверушек: зайчиков, ласточек, гусят, поросенка и кошку, у которой лапки почему-то не получались. Я укладывала печенье на противень, брат гусиным пером выдавливал дырки на месте глаз. Отец взялся следить за духовкой.
И так мы вырезали, пекли, вырезали, пекли, вырезали и пекли. Первым отступился Павлик, потом папа начал клевать носом, и печенье подгорело. Он подъедал подгоревшее и сломанное. В его огромных руках гибли крылья мотыльков и гусиные шейки.
После двадцатого противня ретировалась и я. Теста все не убывало, а мама все раскатывала и раскатывала. Мы ее предательски бросили, и она почти до утра вырезала зверушек, выдавливала перышком дырки, следила за духовкой и укладывала остывшее печенье в две большие коробки из-под маргарина.
Крошки и сладкий аромат достались нам утром к завтраку, а полные коробки с печеньем мама разместила на шкафу.
— Только посмейте дотронуться до печенья раньше рождества!
Дверцы новых шкафов открывались с трудом, коробки постепенно съезжали на край, и за день до сочельника разразилась катастрофа. Раздался грохот, будто выстрелили из пушки — обе коробки оказались на полу. Последствия были ужасны, целых печенинок набралась неполная тарелка для гостей, а в коробках осталось лишь сладкое жирное крошево.
Папа, вернувшись домой, перепугался, решив, что мы все умерли или тяжело ранены, такой отчаянный был у мамы вид. Он утешал ее, заверяя, что на вкус крошки не хуже целого печенья и с энтузиазмом черпал их ложкой.
— А я им для красоты глазки еще прокалывала, — причитала мама.
Уговорить маму печь фигурное печенье нам больше никогда не удалось. При слове «печенье» ее охватывало нечто вроде амока.
Вместо обычной елочки мы на сей раз приобрели елку до самого потолка. Нам накупили самых лучших шоколадных фигурок, какие только имелись в продаже: большие божьи коровки, куколки, медвежата, кошки, обезьянки и верблюды, — и даже дорогих шоколадок, не завернутых, в фольгу, а облитых разноцветным воском. Шоколадные фигурки нам так полюбились, что мы не решились съесть ни одной штучки. Павлик клал их на ночь к себе в коляску, и от тепла зверушки скособочились.