В школе, а потом в гимназии Яромира постоянно сталкивается с социальным неравенством, которое прикрывалось маской показного демократизма. И в доме своей любимой подруги Зорки, состоятельные родители которой гордились дружбой дочери с «малоимущими» девочками, Яромира, для которой чистый платок — уже роскошь, не может не чувствовать кричащей разницы в условиях жизни своей семьи и семьи подруги.
А годы кризиса и безработицы научили девочку особенно ясно понимать, какая пропасть разделяет господ и бедных тружеников.
Социальные контрасты, характерные для действительности буржуазной Чехословакии, предстают в романе во всей их остроте. Вместе с тем в книге пленяет светлое, поэтическое начало, которое чешский литературовед Й. Грабак определил как «стремление объять жизнь не только в ее нищете, но и в ее красоте».
Самоотверженность, душевное благородство, взаимная преданность простых людей, окружающих семью героини, — все это благотворно влияет на развитие ее характера. Глубокая любовь, доверие, уважение родителей друг к другу также способствуют формированию в ней высоких моральных качеств.
Светлая поэтичность многих страниц романа неотделима от основной темы — темы становления, несмотря на неблагоприятные социальные условия, богатой, гармоничной человеческой личности.
Писательница оставляет героиню на пороге взрослого мира. Стоя у гроба младшего брата, она поняла, что «маленький, маленький мир» ее детства исчез навсегда. Яромира чувствует, что и в большом мире чужое страдание не будет давать ей покоя. Большой мир приоткрылся перед ней в своей красоте и радости, страданиях и печали, и живая активная натура девочки побуждает ее отправиться на поиски достойного места в нем. Так кончается эта светлая, гуманная, мужественная книга.
И. Бернштейн
Я ЖДУ АИСТА
Девочка стоит, прижавшись носом к оконному стеклу, — худенький, бледный заморыш, весом не более десяти килограммов, но говорит она уже свободно, с большой неохотой читает стишки и знает, как надо отвечать на вопросы взрослых.
«Мама тебя слушается?» — тут требуется кривая усмешка.
«Кого ты больше любишь, маму или папу?» — следует ответить: «Обоих одинаково».
«Папа злой?» — на этот вопрос полагается отвечать решительно: «Нет, не злой, а просто строгий!»
Но в головенке этой, вроде бы податливой, хорошо выдрессированной обезьянки уже проклевываются ростки человеколюбия, уже копятся свои тайные наблюдения, зарождаются симпатии и антипатии, есть и своя собственная мера ценностей и весьма четкая граница бунта: приказы, запреты и замечания взрослых доходят лишь до определенной точки. До поры до времени ребенок терпеливо подчиняется, но вдруг и без того бледное личико бледнеет, серые глаза становятся зелеными и в упор глядят на большого дурачка, а тот все угрожает, орет, отвешивает оплеухи, но в конце концов отступает перед сострадательно-презрительным взглядом ребенка. Однако взрослые капитулируют, лишь поставив свои условия, отступают они почему-то всегда со смешными обещаниями: «Больше я с тобой не разговариваю» или «Только попробуй теперь подойди ко мне!», а то и «Никогда больше ничего тебе не куплю!»