Брат принес цирку недолгое счастье, но цирк зато сделал счастливым моего братика. Он теперь говорил только о зверях и ни о чем другом: знал, как кого зовут, чем они питаются, где их родина.
Мне хотелось быть наездницей, Павлик решил путешествовать по далеким странам, отлавливать диких зверей и всех привозить в цирк в подарок доброму пану Клудскому.
Цирк целиком завладел нашими помыслами. Как нам хотелось, чтобы дома у нас жил слон, тигр или хотя бы крокодил!
— Как ты думаешь, слон может ходить по лестнице?
— А почему бы нет? Ведь забрался же он на барабан, да еще задние ноги поднял!
— Как жаль, что мы переехали. Слон мог бы жить у нас в палисаднике. Вот идет кто-нибудь мимо, а слон ему хоботом как снимет шляпу!
— Зато у нас здесь ванна есть. Как ты думаешь, бегемот уместится в ванне?
— Только детеныш. А ты думаешь, он такой же розовый, как слоненок?
— Розовых слонов не бывает, они серые.
— Нет, розовый, спроси у мамы!
Я очень жалела, что не видела розового слона, но за Павлика была рада. Слоненок компенсировал ему выступление артистов.
В цирке мне не понравились только клоуны. Их недолгое появление на манеже просто бесило меня. Я ненавидела публику, которая хохотала над глупым кривляньем, постоянными падениями, над их неуклюжестью и унижением. Я готова была вцепиться в эти хохочущие морды.
Перед рождеством мама стала ходить с нами на Бельскую улицу — посмотреть на витрины.
На Павлика она надевала модную вязаную кофточку с поперечными полосами, спинка коляски поднималась, братик сидел в подушках и счастливо озирался вокруг. Щеки его рдели на морозце, он улыбался всем подряд, видимо хотел веселым выражением лица оградить себя от сострадательных взглядов, а может быть, просто радовался своему приобщению к обычному миру. Мама шла своей беспокойной, торопливой походкой, толкала впереди себя коляску, а я сбоку держалась за ручку.
Первая остановка обычно бывала на путях с телячьими вагонами, вторая — на виадуке, третья — возле скульптур на Главковом мосту, четвертая — у плотины. Там мама вынимала Павлика из коляски, чтобы он мог увидеть воду. Сама она отворачивалась, но мы глазели с восторгом, как вода стеной обрушивается вниз и вскипает там, внизу.
Мальчишкой дядя Венда чуть не отправился здесь на тот свет, он нырнул в белую пену и, очутившись в полной темноте, под падающей водой, с трудом преодолел напор воды и кое-как выбрался на поверхность Поэтому плотина манила и притягивала меня, мне очень хотелось испытать дядины ощущения, там, под сплошной стеной воды.
Мы перебегаем через дорогу, мама все время вертит головой то направо, то налево, в страхе, что нас сшибет трамвай или автомобиль. И вот наконец мы стоим перед витриной магазина игрушек «У железнодорожного короля». Мы живем в постоянном соседстве с железной дорогой, но всякий раз вновь и вновь нас приводят в восторг миниатюрные пути с вокзалом, семафорами, тоннелями и паровозиками.
Игрушечный состав приходит в движение, если бросить в автомат монетку. Мама обычно ждет, когда это сделает кто-нибудь другой. Мы не возражаем. Ведь мы можем пока на все досыта наглядеться. Если долго никто монету не опускает, мама достает двадцать геллеров, и вот поднимаются семафоры, из тоннеля выезжает поезд, спускается с горы и взбирается, в гору, минует маленькие станции, и братишка радостно смеется.
Мы идем дальше, пока нас не останавливает витрина меховщика. Здесь выставлены чучела зверей. Тут и куницы, и хорек — это целый оркестр, один играет на скрипочке, другой — на трубе, перед третьим стоит барабан с палочками. Есть здесь и белка. Мы с восторгом разглядываем умных зверьков, их стеклянные глазки, комичные мордочки.
Потом опять перебегаем дорогу. На другую сторону. Мы просто не можем пройти мимо книжной лавки. Нас уже не привлекают «Поговорки нашего Грегорки» или «Приветы нашей Беты», я уже велика для «Маленького лорда», для «Гиты и Батула», наши взгляды как магнитом притягивают книги о животных.
Одну из них нам удалось посмотреть вблизи. Павлику один папин знакомый, тоже бывший легионер, дает журналы, где печатают «Графа Монте-Кристо» и «Три мушкетера». Работают они с папой вместе, но сосед все еще живет в поселке. Этот гигант, с детской душой, жену привез из России. Маленькая латышка никак не может, бедняжка, научиться чешскому языку, род и падежи не признает и в тоске по родине читает и перечитывает повести Чарской. По доброте душевной она посылает их Павлику, но и мне и ему книги эти кажутся на редкость глупыми.