— Нет, на самом деле… я держусь. Тебе Миранда позвонила?
— Да, она рассказала, что тебе срочно понадобились ключи от ателье и что поехала туда. А у дверей ты — с вещами и безобразно зареванная. Ты правда зареванная?
— Да, — честно ответила Эмили.
— Знаешь, из уважения к тебе я даже не стал выслушивать от Миранды подробности. Будь добра, посвяти меня в них сама. А то я тоже волнуюсь за тебя.
— А может, из уважения ко мне ты проявишь к ним полное безразличие? — улыбнулась Эмили. Слабая вышла улыбка, но — первая за последние несколько часов. Маленькая победа.
— Ни в коем случае! Безразличие — это страшно, особенно по отношению к друзьям. Но, если ты хочешь, я проявлю деликатность.
Эмили задумалась.
— Да, пожалуй, да. Может, потом я расскажу.
Эмили не боялась, что Скотт пойдет болтать налево и направо о том, как ее бывший бой-френд в ее отсутствие привел домой какую-то девицу. Но он наверняка сумеет найти в адрес Роберта такие слова, что у Эмили не останется иного морального выбора, кроме как пойти и хладнокровно, с полным осознанием своего на это права убить Роберта.
— Хорошо. Но я все равно приеду.
— Ты алогичен.
— Но прекрасен.
— Что верно, то верно.
Скотт всегда жаловался на то, что дорога до ателье отнимает у него нерационально много времени, но на этот раз он нарисовался на пороге едва ли не через полчаса. За эти полчаса Эмили успела окончательно выровнять дыхание, и с ее лица сошла неприятная краснота.
— Отлично выглядишь! — констатировал Скотт. — Я ожидал, что найду тебя в плачевном — во всех смыслах — состоянии, а ты так… ничего.
— Спасибо.
Эмили знала, что он начинает говорить мелкие колкости, когда ему неловко, и потому даже не стала сердиться.
— Я принес тебе подушку. И плед.
— О, Скотт…
— Да. Я уже говорил, что прекрасен.
Она поцеловала его в щеку и приняла из рук огромный пакет. Он чудо. Только Скотт мог подумать, что спать, накрывшись короткой курткой, неуютно, а в сложившихся обстоятельствах — еще и горько до удушья.
— И пошли попьем чаю с ромашкой.
— У меня нет.
— Зато у меня есть. — Скотт самодовольно улыбнулся и помахал у нее перед носом маленькой палевой пачкой.
Эмили растрогалась, да так сильно, что чуть не расплакалась вновь. Огромным усилием воли взяла себя в руки, глубоко вдохнула, загнала обратно в грудь порывистый всхлип.
— Я чувствую себя поплавком, — сказала она сдавленно, то ли себе самой, то ли Скотту.
— Хм? — Он вопросительно изогнул бровь. — Пакет-то поставь. Или тебя так меньше подбрасывает?
Она послушалась.
— Так что ты имела в виду?
— Что меня то утягивает под воду и я едва удерживаюсь, чтобы не впасть в черную тоску, то выталкивает на поверхность и я бурно радуюсь началу новой жизни.
— Ничего. Это нормально. Главное, чтобы через два дня или хотя бы через неделю ты оторвалась от удочки; и никакая подлая рыбина не могла бы затянуть тебя вниз. А пока — хорошо, что эти периоды «наверху» хотя бы есть. — Скотт ловко накрывал на стол. Кроме чая с ромашкой у него оказалась еще коробка шоколадных конфет и банка янтарного меда.
— Хочешь сделать меня наркоманкой сладкого? — спросила она.
— А разве тебя в детстве родители не утешали конфетами?
— Но я ведь уже не маленькая девочка…
— А я и не рассчитываю, что это тебя очень утешит. Просто хотел доставить тебе маленькую радость.
— И все-таки утешил.
— Ну и славненько!
— Скотт, я застала его, когда он выпроваживал какую-то шлюху, — простонала Эмили.
— Так, понятно, поплавочек потянуло вниз.
— Нет, я просто хочу поделиться своим… недоумением. Она старше меня лет на пять! И выглядит как шлюха. Причем дешевая.
— Находишь его поведение странным?
— Ну… где-то да. — Эмили саркастически усмехнулась и покачала головой.
— Понятненько. Ты знаешь, бывают люди, которых аж ломать начинает, если они долго не делают никаких гадостей.
— Думаешь, тот самый случай?
— Возможно. Но… не сочти за грубость или жестокость… Может, ты сама его чем-то спровоцировала?
— О чем ты?
— Ну… не хочу лезть в вашу спальню… бывшую вашу спальню… но бывает, что мужчинам не хватает недозволенного в постели и…
— Скотт! Ты мой друг или его адвокат?
— Я твой друг, просто стараюсь быть справедливым. Возможно, это не ко времени.
— Да, не ко времени.
— Ну прости. Да, я остолоп. А еще хотел быть деликатным…
— Ничего, я все понимаю. Дай-ка мне мед. Тысячу лет его не ела.
Эмили принялась сосредоточенно рассматривать оттенок меда. Она старалась скрыть обуревавшие ее чувства, видимо, не очень хорошо. Вспыхнувшая обида на бестактность Скотта улеглась — врожденное чувство справедливости не позволило ей закрыть глаза на то, что в словах друга была некая доля истины. Да, проще простого было бы сказать, что Роберт — мерзавец и подонок, а она — ангел небесный, и он один во всем виноват, а она в этой ситуации только несчастная жертва.