-- Сестра, -- сказал он,-- у тебя есть Вера?
Рипли внимательно посмотрела на него:
-- Наверное, есть немного.-- Она все-таки сохраняла осторожность.
-- А у нас много Веры. Так много, что и на тебя хватит, если ты пожелаешь вступить в наш круг.
Дилон снова говорил звучным, хорошо поставленным голосом, и Рипли поняла, что она вновь слышит проповедь. Интересно, искренен ли он в стремлении обратить ее, или просто "играет роль" перед своей паствой?
-- Правда? А я было подумала, что женщины не могут вступать в ваше братство.
-- Отныне -- могут! -- Дилон обвел взглядом окружающих, словно ожидая, что кто-то посмеет возразить.-- Просто раньше не было такого прецедента, но лишь потому, что не было женщин. А сами мы ни для кого не делаем исключений. Мы ко всем относимся терпимо. Даже к тем, к кому нельзя терпимо относиться.
-- Спасибо! -- с неожиданной горечью ответила Рипли.
-- Нет, это просто наш принцип,-- Дилон поспешил сгладить впечатление от своей последней фразы.-- Это не касается лично тебя... или еще кого-нибудь.-- Он снова обвел взглядом тех, кто прислушивался к их разговору.-- Видишь ли, сестра, с твоим прибытием у нас возникнут дополнительные проблемы. Но мы уже готовы смириться с ними, не возлагая на тебя вину. Не так ли, братья?! -- вдруг рявкнул он почище Эндрюса.
-- Так... так...-- ответили ему со всех сторон.
Рипли ничего не могла понять:
-- Вину?
-- Да, сестра,-- продолжал Дилон по-прежнему звучно и одновременно мягко.-- Ты должна понять, что до тебя у нас здесь была хорошая жизнь... Очень хорошая.
Нет, он явно был искренен, а не играл роль "доброго пастыря". Но смысл его слов опять ускользал от Рипли.
--Хорошая жизнь...-- медленно повторила она.
Дилон улыбнулся.
-- Не было искушений,-- просто сказал он.
И, опустившись на стул, вновь поднес к губам стакан с эрзац-кофе.
11
Клеменс демонстративно указал на аптечку, но Рипли покачала головой:
-- Спасибо, не нужно. Я уже принимала лекарство.
Врач не поверил ей, так как лекарство содержало изрядную дозу снотворного. Это было сделано по прямому приказу директора: он, конечно, не надеялся все время до прибытия спасателей продержать свою незваную гостью в состоянии полудремы, но всерьез рассчитывал таким образом сбавить ее активность. Клеменсу, естественно, не нравилось это распоряжение, поэтому он особо и не настаивал.
Рипли опустилась на край койки.
-- Вы лучше расскажите мне о Вере,-- попросила она.
Врач перевел взгляд на вход в госпитальный отсек. Да, дверь закрыта.
-- Дилон и прочие...-- он усмехнулся.-- Словом, они обратились к религии. Назревало это давно, но качественный скачок произошел чуть больше пяти лет назад.
Рипли внимательно наблюдала за Клеменсом.
-- И что это за религия?
Клеменс помедлил с ответом.
-- Ну... мне трудно сказать,-- он снова усмехнулся.-- Думаю, это мудрено определить и самому Дилону, а уж его пастве -- и подавно. Пожалуй, все-таки Вера -- это сводный, обобщенный вариант христианства. Во всяком случае так, как они его здесь представляют. "Не убий ближнего своего, ибо он, как и ты, уже совершал убийства, что и низвергло его в пучины Ярости" -что-то в этом роде.-- Врач задумался, припоминая.-- Так вот, когда тюрьму было решено ликвидировать, Дилон и все остальные... То есть, говоря "все", я имею в виду теперешний состав заключенных, а тогда этими идеями прониклась лишь малая часть тюремной публики... Короче говоря, все верующие -- они называют друг друга "братья" -- решили остаться здесь.
Клеменс присел на койку напротив Рипли.
-- Но ведь они не могли просто так вот взять и остаться, верно? -- продолжал он.-- Им разрешили это сделать, но на определенных условиях. А именно: с ними здесь остаются директор, его заместитель -- один из младших офицеров -- и врач. То есть я. Фактически мы втроем представляем всю тюремную администрацию. Но таким образом она -- то есть администрация -- сохраняет видимость существования.
-- И как вам удалось получить такое завидное назначение?
-- А как вам нравится ваша новая прическа? -- ответил врач вопросом на вопрос.
Рипли машинально подняла руку, коснувшись бритой головы.
-- Нормально,-- она нахмурилась,-- но при чем здесь...
-- Вот именно, что ни при чем,-- Клеменс посмотрел на нее с некоторой иронией.-- Просто я хотел показать вам, что не вы одни имеете право, извините за выражение, пудрить мозги.
Рипли прекрасно поняла его, но молчала в ожидании продолжения.
-- Итак, из-за вас я серьезно нарушил свои отношения с Эндрюсом, а отношения эти были хотя и не сердечными, но достаточно дружескими. Кроме того, ввел вас в историю нашей планеты, а также прочитал краткий курс лекций на религиозно-философскую тему.
Клеменс подался вперед, почти соприкоснувшись лицом с Рипли.
-- Может быть теперь, хотя бы в виде благодарности за потраченные труды, вы мне все-таки скажете -- что мы там искали? -- проговорил он тихо, но очень раздельно.
Вместо ответа на губах Рипли показалась улыбка.
-- Вы мне нравитесь,-- просто сказала она.
Врач выпрямился:
-- В каком это смысле?
-- В том самом...
Клеменс ошарашенно смотрел на нее.
-- Вы очень откровенны,-- наконец выговорил он.
-- Я очень долго была оторвана от людей, доктор... Почти столь же долго, как и вы.
И когда она потянулась к нему, Клеменс сжал ее в объятиях -- и все странности последнего дня, вся тревога, все проблемы перестали для него существовать...
12
Раз за разом метла со скрежетом проезжалась по железу, сметая в кучу пыль и сажу. Время от времени прутья застревали в решетчатом перекрытии, и тогда Джон Мэрфи наклонялся, чтобы их освободить. Пыль липла к потному телу, оседала на одежде, но он не жаловался: работа как работа. Он даже напевал вслух, благо гул огромного вентилятора, нагнетающего воздух в печь, заглушал его пение. Это было действительно кстати, потому что слова в песне были весьма скабрезными. Нет, Пресвитер -- настоящий лидер, без него -- никуда, да и без Веры здесь не проживешь: только она крепит душу, не позволяя впасть в скотское состояние. И уж во всяком случае при Дилоне куда лучше, чем тогда, когда тюремная жизнь Ярости-261 проходила под властью "паханов". Да, Братство -- это не хрен собачий... А кстати, где собака, где Спайк? Помнится, он скулил где-то в отдалении во время похорон. А потом, на обеде, Мэрфи краем уха уловил фразу, будто пес покалечился. Жалко!