-- Эй!..-- негромко позвала она.
Страшное освежеванное лицо медленно повернулось к ней.
-- Рипли? -- ответил знакомый голос, глубокий и с хрипотцой. Он звучал абсолютно спокойно -- так, как если бы они увиделись после короткой разлуки. Словно и не лежали между их этим и последним разговором борьба, победа, гибель товарищей, невообразимое количество миль пространства...
-- Здравствуй, Бишоп. Как ты себя чувствуешь?
-- Ноги болят...-- робот усмехнулся остатками рта. Он, конечно, знал, что никаких ног у него теперь нет.
-- Мне очень жаль...-- неловко произнесла Рипли.
-- Ничего, это уже не имеет значения.
Бишоп все-таки говорил с трудом -- будто выталкивал из себя фразы. Очевидно, система воспроизведения речи действительно оказалась повреждена. Надо было спешить.
-- А как себя чувствуешь ты? Мне нравится твоя новая прическа...
Медленно поднявшись, единственная рука андроида указала на обритую кожу головы Рипли.
-- Я -- в порядке, Бишоп... Скажи, ты можешь прокрутить мне то, что находится в черном ящике?
-- Нет проблем...-- робот на минуту умолк, словно сосредоточиваясь, а затем внутри его что-то коротко прозвенело.-- Есть! -- возвестил он.
-- Что случилось на "Сулако"? Отчего пришлось катапультировать шлюпку? -- склонившись над ним, Рипли с нарочитой четкостью выговаривала слова.
Бишоп снова ненадолго замолк. Затем из его искалеченных губ полился ровный гул -- ритмичная работа могучего организма космического корабля. Потом этот гул прорезало шипение, скрежет...
-- Стасис нарушен. Пожар в криогенном отделении. Повторяю: пожар в криогенном отделении. Всему экипажу собраться в спасательных шлюпках. Повторяю...
Бишоп теперь говорил не своим голосом: это был приятный голос молодой женщины, неуместно спокойный на фоне слышимого лязга и грохота. Не сразу Рипли поняла, что робот просто воспроизводит стандартную запись корабельной системы оповещения.
-- И в чем же причина? Почему начался пожар?
-- Проводка...-- сказал Бишоп уже собственным, но явно угасающим голосом.
Рипли нахмурилась:
-- Скажи, а сенсорные датчики ничего не зафиксировали? Например, какого-нибудь движения в анабиозной камере?
-- Очень темно, Рипли...-- голос Бишопа звучал будто издали.
-- Но ты можешь хоть что-нибудь рассмотреть в этой темноте, Бишоп? Скажи мне, был ли Чужой на борту? Был? -- В отчаянии Рипли почти кричала, прижимаясь губами прямо к самому уху лежащего.
Пауза. Правый глаз робота скашивается на нее.
-- ДА! -- ответил андроид в полную силу, громко и почти торжественно. На миг Рипли даже показалось, что она разговаривает с Дилоном в момент его проповеди.
-- Он остался на "Сулако" или прилетел с нами? -- голос Рипли невольно дрогнул, хотя она уже не сомневалась в ответе.
-- ОН ВСЕ ВРЕМЯ БЫЛ С НАМИ,-- и вновь в голосе Бишопа прозвучала кованая медь, и вновь Рипли вспомнила о Пресвитере.
-- Компания знает? -- спросила она уже без всякой надежды.
-- Компания знает все. Может быть, кроме событий последних двадцати-тридцати минут на "Сулако". Все данные шли на бортовой компьютер, и через каждые полчаса автоматически следовал очередной сеанс связи...
Бишоп словно исчерпал всю свою энергию: на последних словах голос его снова начал глохнуть.
-- У меня есть к тебе просьба, Рипли.-- Чтобы разобрать, что он говорит, уже приходилось напрягать слух.-- Отключи меня...
-- Ты уверен? -- Рипли глянула на него с затаенной скорбью.
-- Да. Меня еще могут починить, но я уже никогда не смогу работать, как прежде. А зачем тогда я? -- Бишоп помедлил.-Лучше уж я буду... никем.
Пожалуй, робот не мог лучше передать понятие "смерть". Правое веко его опустилось. Фотоэлемент уничтоженного глаза продолжал еще гореть оранжевым светом.
-- Прощай, Бишоп,-- прошептала Рипли. И нажала на кнопку отключения.
Единственная рука взметнулась и затрепетала в почти человеческой агонии. Через несколько секунд она замерла -- и сразу, одновременно с этим, погас оранжевый огонек.
И тут же Рипли настороженно обернулась, вскочила, спешно задергивая полупрозрачную занавесь, отгораживающую ее койко-блок. В коридоре, по направлению к дверям, слышались торопливые шаги множества ног, взволнованные голоса, какой-то не то стон, не то визг...
Кто-то спешил к медицинскому отсеку.
21
Они ввалились в дверь слитной массой -- и сначала было не разобрать, кто это, сколько их и какова цель их прихода. Однако вскоре выяснилось, что двое -- это были Дилон и Смит -полунесут-полутащат третьего. Третий был весь заляпан кровью, лица его не разобрать, но оно, должно быть, искажено смертельным ужасом: он отчаянно и как-то по-растительному бессмысленно бился в зажавших его тисках рук и визжал, визжал не переставая, будто он не человек, а испортившийся механизм, способный производить только визг.
Сразу же за этой тройкой, неловко согнувшись, спешил врач. Он, должно быть, на ходу пытался произвести осмотр. А еще дальше, отставая на шаг, шествовал директор Эндрюс. Он никуда не спешил и никого не пробовал осматривать.
-- Не я, не я! -- вопил Голик, вырываясь из растерянных, но цепких объятий своих сопровождающих.-- Я не делал этого, нет, не делал!
-- "Этого" -- чего? -- холодно спросил Эндрюс.
-- Ничего! -- Голик, которого уже было уложили на койку, дернулся так, что слетел с нее на пол.-- Я никого не...
-- А кого ты -- да? -- Эндрюс, похоже, испытывал какое-то садистское удовлетворение от допроса в такой форме.
-- Никого! Я не убивал их, нет, нет! Это не я! Это... это дракон! Огромный дракон, он сидит на потолке, он откусывает головы, никто не сможет устоять против него, не я, не я...-Голик задохнулся от нахлынувших жутких воспоминаний. Дальнейшую его речь трудно было разобрать, она потеряла контуры осмысленности. Голик стонал, выл и плакал, размазывая дрожащей рукой по лицу кровь, грязь и слезы. Директор с неудовольствием вынужден был отступиться от него.
-- Да он окончательно спятил! -- в досаде Эндрюс сплюнул прямо на пол.-- Его надо просто на цепь посадить, как взбесившуюся собаку, пока он не перекусал тут всех.
При этих словах Дилон бросил взгляд на Эндрюса, но ничего не сказал.
-- Так точно, сэр, он абсолютно сумасшедший,-- охотно подхватил Смит.-- И нужно действительно принять срочные меры, чтобы..