Врач взглянул на нее с легким удивлением.
— Я — не заключенный.
Ничего не ответив, Рипли выразительно провела рукой по затылку. Клеменс автоматически повторил ее жест. Пальцы его ничего не нащупали на собственной голове, — кожа, острая щетина пробивающихся волос, — но он понял…
Да, ему следовало сообразить это раньше. Но что делать, если он и сам уже забыл (потому что стремился забыть) о татуировке. Обычной, полагающейся административными правилами татуировке, которая наносится на затылок каждому из арестантов и содержит его личный номер и указание на досье.
Его номер был К-1144-085…
— О! — произнес Клеменс без волнения, — ты наблюдательней, чем я считал. Да, у меня тоже есть своя тайна. Хотя, в отличие от твоей, она шита белыми нитками.
Некоторое время он стоял в раздумье, потом улыбнулся.
— Это действительно нуждается в объяснении. Сейчас я пока не готов его дать; если ты не возражаешь — позже. Хорошо?
Рипли кивнула.
В этот момент под потолком голубой вспышкой полыхнула сигнальная лампочка, и чей-то голос — хриплый, неузнаваемый, вдвойне искаженный волнением говорящего и плохим качеством списанного динамика — прозвучал по системе внутреннего оповещения. Это был единственный работающий канал: кабинет директора — госпиталь.
— Мистер Клеменс!
— Мистер… Аарон? — Клеменс тоже скорее угадал, чем узнал, кто говорит.
— Да. Директор Эндрюс считает, что вам необходимо срочно подойти на второй квадрат двадцать второго уровня… У нас там несчастный случай.
— Что-нибудь серьезное? — переспросил врач немного скептически.
— Да, пожалуй, что так… — Говоривший слегка помедлил. Одного из наших заключенных разрубило на куски.
— О, черт! Иду. — Клеменс одним движением застегнул заупрямившуюся молнию, втиснул ноги в ботинки, нажал кнопку отключения интеркома — все это за долю секунды. Потом он оглянулся на Рипли:
— Извини, дорогая, мне нужно идти. «Пожалуй, что так!» Вот уж дубина восемьдесят пятого размера!..
Прежде чем захлопнуть за собой дверь, он оглянулся еще раз.
Женщина сидела на койке, придерживая на груди одеяло, и в глазах ее застыл уже изжитый было ужас. Не просто ужас — тоска, целеустремленность, сложная гамма чувств. Клеменс уже видел раньше такое у нее в глазах, но надеялся, что все это миновало.
Однако теперь ему действительно необходимо было спешить.
Прикрыв дверь, он бегом устремился по коридору, отчетливо понимая, что его вмешательство, — во всяком случае, в качестве врача — уже не потребуется.
14
Уши закладывало от неумолчного рева вентилятора, но отключить его было нельзя: останавливался производственный цикл. Да и незачем, в общем-то, было его выключать: тело прошло сквозь лопасти как вода сквозь ред-кое сито, и вся шахта теперь была забросана кусками окровавленного мяса.
— Кто это был? — проорал Эндрюс, перекрывая гул.
— Мэрфи! — тут же крикнули ему в самое ухо.
Клеменс всем корпусом повернулся к ответившему:
— А ты-то откуда знаешь?!
Вопрос был резонным: действительно, еще не было времени пересчитать оставшихся, проверить, все ли на местах. А опознать погибшего представлялось уже вовсе невозможным: нечего тут опознавать. Значит, имя его мог знать тот, кто…
Однако подозрения оказались напрасны — директору сразу же то ли услужливо, то ли с издевкой сунули прямо под нос кусок ботинка (кажется, в нем еще оставалась часть ноги). Отвернув верх, Эндрюс прочитал на его внутренней стороне имя и номер (устаревшая, но прижившаяся традиция, идущая с тех времен, когда заключенных было много и в тюрьме процветало внутреннее воровство).
— Да, Мэрфи. Как он оказался в шахте? И какого черта его понесло к вентилятору?
Вообще-то эти вопросы следовало задавать по отдельности, но присутствовавший там Аарон Смит попытался ответить сразу на оба.
— Это я его назначил туда, сэр, очищать проходы. Но он был неосторожен, наверное, — вот его и засосало. Я…
— Вы ни при чем, мистер Аарон, никто вас не винит, — сказал директор с подчеркнутой резкостью, чтобы исключить саму возможность обсуждения. Потом он повернулся к врачу: — Ну, что вы можете сказать по этому поводу?
Клеменс только покачал головой:
— Смерть наступила мгновенно.
— Да ну?! — сарказм директора был нескрываем. — Уж это мы и сами как-то поняли!
Шагнув вперед, врач наклонился, приглядываясь. В это время в разговор снова вклинился заместитель:
— Да, совершенно правильно, его засосало мгновенно. Такое и со мной чуть не случилось год назад, на десятом уровне. Сколько раз я говорил ему: «Мэрфи, держись подальше от вентилятора!»
Аарон старался быть как можно убедительнее, поэтому голос его звучал с невыразимой фальшью. Это было тем более нелепо, что сейчас он говорил чистую правду.
— Я сказал — СМЕРТЬ была мгновенной, — поправил его врач, не разгибаясь. — А вот засосать его не могло. Ветер был в ту сторону. Его бы вообще отбросило, если бы он падал с высоты меньшей, чем полтора яруса.
Смит вздрогнул, словно услышал обвинение, хотя он был равно невиновен и в том случае, если бы Мэрфи засосало, и в том, если тот сорвался вниз.
— Что это? — Эндрюс, не обращая внимания на своего помощника, смотрел на врача. Тот все еще внимательно разглядывал какой-то обрубок человеческой плоти у себя под ногами, вроде бы ничем не отличающийся от кусков мяса, разбросанных вокруг.
Клеменс распрямился.
— Не знаю, — развел он руками.
— Не знаешь… — прошипел директор негромко, но столь сильно, что эти слова были слышны даже сквозь вентиляторный рев.
— Мистер Клеменс, я жду вас у себя ровно через тридцать минут. Перед этим доставьте в морг все, что вам удастся соскрести с пола, стенок и потолка. Постарайтесь уложиться в предложенный вам получасовой регламент.
Проговорив это, Эндрюс развернулся и направился к выходу обычной своей грохочущей походкой.
Все смотрели ему вслед.
15
Да, Рипли действительно ошиблась. Но не тогда, когда поверила сну-галлюцинации, а наоборот, когда позволила убедить себя, что бояться нечего. Но так ведь хотелось поверить, что все, связанное с Чужими, осталось в прошлой жизни…