Удар пришелся чуть выше, чем следовало, однако все же швырнул нападавшего на пол, в груду мусора. Сбоку метнулись тени (значит, в этом проходе ее тоже ждали не в одиночку), за спиной раздался многоногий топот — это бросились те четверо. Но положение все же не было таким безнадежным, как мгновением раньше.
— Держи, держи суку! Уйдет!
Да, Рипли успела бы уйти, но для этого ей пришлось бы бросить андроида. Однако, если ей не удастся использовать аудиосистему Бишопа, ее жизнь вообще потеряет смысл, да и продлится она недолго. Впрочем, как и жизни подстерегавших ее негодяев. Но они об этом не знали…
В нее вцепились сразу несколько человек — повалили, мешая друг другу, поволокли на выступающую над уровнем свалки плоскую плиту. Толпясь и матеря друг друга хрипнущими от похоти голосами, они уже рвали с нее одежду…
Рипли отбивалась так, что им при всех их усилиях не удавалось стащить с нее комбинезон. Тогда тот самый красавчик, которого она сбила с ног, выхватил нож и двумя точными ударами рассек застежки.
Кто-то из напавших включил на полную громкость портативный плейер (даже об этом подумали!) — и музыка заглушила крики и возню.
— Ну, кто первый? Ты, Грегор?
Грегором, очевидно, звали молодого красавца. Нехорошо усмехнувшись, он выдвинулся вперед.
— А-а, стерва, ты покусилась на мое главное сокровище! — проговорил он нараспев. — Ну, так ты об этом пожалеешь. Очень сильно пожалеешь!
И он, как забрало шлема, опустил очки на глаза — чтобы даже его товарищи не видели, каким безумным блеском полыхают его зрачки.
Рипли рванулась с неведомой для нее самой силой — и почти освободилась от державших ее рук. Но все-таки — лишь почти.
Она слышала, как красавчик, наваливаясь на нее, загодя издал пронзительный вопль восторга. Однако этот вопль внезапно оборвался коротким взвизгом: громадный черный кулак, врезавшись в скулу Грегора, свалил его, как кеглю.
Над группой борющихся, сцепившихся тел стоял Дилон. Он шагнул вперед — и еще кто-то опрокинулся от его кулака. Следующего, кто попытался встать на его пути, Дилон отшвырнул пинком, как собачонку. А потом в его руках появился обрезок трубы — тут уж врассыпную отскочили все, спасаясь от со свистом рубящего воздух металла. Булькнув, оборвалась музыка: по плейеру пришелся случайный удар.
— Ты в порядке? — уголком рта шепнул Дилон Рипли. Она, все еще лежа на полу, быстро кивнула. — Уходи отсюда, сестра. У нас сейчас будет воспитательное мероприятие для кое-кого из братьев. Мне придется заново внушить им некоторые ценности духовного порядка… О добре и зле, о том, что есть служение Господу — и что есть отказ от него…
В ходе схватки Дилон вскочил на ту самую плиту, куда повалили Рипли, и теперь возвышался над своей оробевшей паствой как монумент. Глаза его сверкали, голос гремел, железная дубинка подрагивала в опущенной руке — сейчас он больше чем когда-либо напоминал проповедника первых веков христианства.
Придерживая одежду, Рипли поднялась на ноги.
«Черный ящик» и робот валялись рядом — там же, где она вынуждена была их бросить. Но теперь еще кое-что лежало между ними. Даже не «что», а «кто» — оно медленно, тупо шевелилось, пытаясь подняться.
Грегор теперь уже не был прежним красавцем: огромный выпуклый синяк закрывал ему пол-лица. И смотрел он на Рипли не прежним нагло-уверенным взглядом, а с испугом, как побитая дворняжка.
И Рипли, стиснув зубы, ударила его наотмашь. Ее кулак впечатался в правую скулу Грегора с такой же хлесткой силой, как минуту назад кулак Дилона — в левую. И Грегор снова ткнулся лицом в мусор.
18
Нет, то, что устроил Дилон на свалке, конечно, нельзя было назвать «воспитательным мероприятием». Да, он остался победителем, но трубой и кулаком он вколотил лишь страх в тела нескольких подонков. А это ненадежно, да и ненадолго, а до прилета спасателей — еще неделя. И вообще после того, как Рипли исчезнет из их мира — всем остальным еще жить и жить на Ярости…
Полагайся Дилон только на силовые методы, ему бы никогда не стать Пресвитером. Но он стал им, причем стал сам — вопреки планам тюремной администрации и вопреки желанию воровской «элиты».
Итак, теперь ему надлежало уже не вбить страх, а привить понимание. Причем на этот раз — не телам, а душам.
Трудная задача.
— 173… 174… Итого, у нас еще 176 свечей остается, — сказал кто-то из темноты. Кажется, это был Рейнс. Сказал — и зачавкал жевательной резинкой.
Полукруг зажженных свечей странным созвездием мерцал во мраке. Общие собрания заключенные проводили сами, в потайном месте, скрываясь от посторонних глаз. Эти собрания традиционно проводились в «Кольце очищающего света» — так здесь называли площадку, огороженную пламенем горящих свечей. Это была их давняя традиция, о которой не полагалось знать тюремщикам.
— Ты можешь потише жевать? — раздраженно спросил Дилон.
— А чего? — ответила темнота.
И снова раздалось чмоканье резинки.
— А ничего! Просто я пытаюсь посчитать, хватит ли 176 свечей, чтобы замкнуть круг достаточной площади. И я не могу думать, когда ты так усердствуешь над своей жвачкой!
На секунду наступило безмолвие. Но тут же его нарушил гулкий звон: где-то вдали, за пределами освещенного круга, с грохотом упала и покатилась пустая бочка из-под топлива.
— Опять?! — рыкнул Дилон.
— Это не я, — поспешил заверить Рейнс.
— Ребята, может, вы там что-то зацепили? Бомс? Голик?
— Нет… нет… — ответили два голоса из тьмы. А больше никого в этом отсеке и не было.
— Что за черт?! — Пресвитер приподнялся. — Эй, кто там?!
Сперва ответом была тишина. Потом будто бы кто-то быстро пробежал по самой грани освещенного пространства. Потревоженный воздух колыхнул свечные огоньки, задув из них один или два.
И тут Дилон, даже не шестым, а каким-то двадцатым чувством ощутил опасность. Это не было рациональное чувство — просто страх перед Неведомым паучьими лапами пробежал у него по спине.