– О, перестань. – Джульетта вложила листок в руку своей кузины и быстро окинула взглядом остальные бумаги на столе, но тут не на что было смотреть. Кэтлин беспокоилась из-за связей Розалинды с иностранцами, но, если живешь в Шанхае, без связей с иностранцами не обойтись.
– Только не говори мне, что теперь и ты начнешь на меня наседать.
– Кто, я? – с невинным видом спросила Джульетта. Пружины матраса на кровати Розалинды лязгнули, когда Джульетта плюхнулась на него. На темно-синем постельном белье лежали сценические костюмы Розалинды, отделанные жемчугом и перьями. – По поводу чего?
Розалинда закатила глаза и встала из-за стола. Джульетта подумала, что ее кузина усядется рядом с ней, но вместо этого Розалинда повернулась и подошла к окну.
– Кэтлин вечно пытается таскаться за мной по городу. Но я действую на нейтральной территории, а не на территории Белых цветов.
– Думаю, ее больше беспокоит твое тесное общение с иностранцами, чем кровная вражда.
Розалинда прислонилась к подоконнику и подперла подбородок рукой.
– Иностранцы рассматривают нашу страну как еще не родившегося ребенка, – сказала она. – Как бы они ни угрожали нам своими танками, они не причинят нам вреда. Они наблюдают за тем, как у нас происходит внутренний раскол, как мы, словно эмбрионы в материнской утробе – двойняшки или тройняшки, – поедаем друг друга. Они ничего так не хотят, как прекратить это поедание, чтобы мы могли появиться на свет, а они могли нас продать.
Джульетта скривилась.
– Начнем с того, что это гадкая метафора, к тому же биология работает не так.
Розалинда всплеснула руками.
– О-о, да ладно тебе. Я училась с американками и знаю, как работает биология.
– О-о, да ладно тебе, – передразнила ее Джульетта. – Я тройняшка, однако мои учителя французского забыли сказать мне, что я не могу съесть моего брата или сестру в материнской утробе.
Розалинда не смогла удержаться от смеха, короткого и громкого, Джульетта тоже улыбнулась, и ее плечи расслабились – впервые за последнюю неделю. Но, к ее сожалению, это продлилось недолго.
– Я хочу сказать, – продолжила Розалинда, перестав смеяться, – что опасность в этом городе исходит от политики. Забудь про иностранцев. Гоминьдановцы и коммунисты то вцепляются друг другу в глотки, то работают вместе, приближая революцию. И никому не стоит встревать в их дела. Ни тебе, ни Кэтлин.
Если бы все в самом деле было так просто. Если бы дело было в чем-то одном. Как будто не было эффекта домино. Хотят они того или нет, революция неизбежна. Будут они игнорировать ее или нет, она произойдет. Будут ли они вести свои дела в обычном режиме или свернут все операции, чтобы не пострадать, ее не миновать.
– Твой кулон, – вдруг сказала Джульетта. – Кажется, он новый.
Розалинда моргнула, оторопев от такой перемены темы.
– Ты об этом? – Она потянула за серебряную цепочку и вытащила висящую на ней металлическую пластинку. – В нем нет ничего особенного.
По затылку Джульетты забегали мурашки – ее охватила странная тревога, понять причину которой она не могла.
– Просто я никогда не видела, чтобы ты носила украшения. – Она окинула глазами письменный стол кузины, затем полки, где та держала свои безделушки. Но кроме нескольких пар сережек здесь ничего не было. – Знаешь, у императорских наложниц были груды драгоценностей. Их считали тщеславными, но дело было не в тщеславии, а в том, что проще бежать с драгоценностями, чем с деньгами.
Часы на каминной полке громко отбили время. Джульетта едва не подскочила, но Розалинда только вскинула левую бровь.
– Biâomèi, – вздохнула Розалинда. – Я же не торговец, и со мной не надо говорить метафорами. Я не сбегу. Я прибираю за моим отцом только потому, что не хочу отсюда съезжать. – Она растопырила пальцы. – Да и куда я могла бы пойти?
Вообще-то пойти она могла бы много куда, подумала Джульетта. Она могла бы перечислить эти места как по мере увеличения расстояния от своего дома, так и в алфавитном порядке. Либо в порядке возрастания уровня безопасности и убывания вероятности, что то или иное из этих мест обнаружат. И если Розалинда никогда об этом не думала, то она была честнее своей кузины. Потому что сама Джульетта подумывала об этом, хотя никогда не смогла бы это осуществить.
– Не знаю, – только и сказала она, и голос ее прозвучал едва слышно. Часы на каминной полке пробили еще раз, отбивая первую минуту часа и, посмотрев на них, Джульетта быстро встала и сделала вид, будто зевает. – Что ж, рада была поболтать. Я пойду спать. Не засиживайся поздно, хорошо?