– Ну о чем они могут говорить? – проворчала Джульетта, отняв руку от розы. – Прошло уже несколько часов. Надо бы перенести это на другой день…
Наконец дверь кабинета господина Цая отворилась, и в проходе возник деятель Гоминьдана, прощающийся с хозяином дома. Еще несколько месяцев назад Джульетта проявила бы любопытство и попросила бы своего отца рассказать ей о сути их встречи. Но теперь вид гоминьдановцев, входящих в дом и выходящих из него, стал таким привычным, что у нее пропал к ним всякий интерес. Каждый раз речь шла об одном и том же – о том, что надо раздавить коммунистов, причем любой ценой. Изрешетить их пулями, разогнать их профсоюзы – деятелям Гоминьдана было все равно, как Алые сделают это, если их цели будут достигнуты.
Гоминьдановец задержался в дверях, затем повернулся, будто вспомнив что-то. Джульетта прищурилась. Да, вид деятелей Гоминьдана стал для нее привычным, но этот… На его форме красовалось множество звездочек и знаков отличия, так что, возможно, это был генерал.
Чувствуя, что ее терпение вот-вот истощится, Джульетта протянула Кэтлин руку, та, хотя и смутилась, взяла ее, и они вместе двинулись прямо на гоминьдановца.
– Больше никаких военных правителей. – Гоминьдановец смахнул с рукава своей формы воображаемую пылинку. – И никаких иностранцев. Мы входим в эру нового мира, и попадет в него Алая банда или нет – вопрос вашей лояльности…
– Да-да, – перебила его Джульетта, протиснувшись мимо и таща за собой Кэтлин. – Блажен Гоминьдан, wán suí[7] wáan suí wán wán suí. – Она толкнула дверь.
– Джульетта, – рявкнул господин Цай.
Джульетта остановилась. В ее глазах появился блеск. Такой же как тогда, когда повара подавали ее любимые блюда. Такой же как когда она видела в витрине универмага бриллиантовое ожерелье, которое ей нравилось.
– Вот она я, явилась к тебе с докладом, – сказала она.
Господин Цай откинулся на спинку своего большого кресла, сложив руки на животе.
– Пожалуйста, извинись.
Джульетта присела в реверансе, напустив на себя самый беззаботный вид. Когда она перевела взгляд на гоминьдановца, оказалось, что тот пристально смотрит на нее, но не с похотливой ухмылкой, как мужчины на улицах, а с чем-то похожим на куда более дальний прицел.
– Прошу вас принять мои извинения. Полагаю, вы найдете дорогу к двери?
Гоминьдановец приподнял свою фуражку. Хотя он и улыбнулся ей, отдавая долг вежливости, эта улыбка не дошла до его глаз, только морщины в уголках обозначились резче, но без малейшего намека на теплоту.
– Разумеется. Рад был с вами познакомиться, мисс Цай.
Он не был представлен ей, так что они вовсе не познакомились. Но Джульетта не сказала этого; она просто закрыла за ним дверь, затем, глядя на Кэтлин, картинно закатила глаза.
– Вот зануда. Уходя уходи.
– Джульетта, – повторил господин Цай, но уже без прежней досады, ведь теперь в комнате не было гоминьдановца, а значит, не было и нужды выказывать свое недовольство. – Это был Шу Ян. Генерал Шу. Ты знаешь, кто он? Ты вообще читаешь газеты, следишь за новостями о Северном походе?
Джульетта поморщилась.
– Баба, – начала она и села напротив стола своего отца. Кэтлин молча уселась рядом. – Северный поход так скучен…
– Он определит судьбу нашей страны…
– Ну хорошо, хорошо, сообщения о нем так скучны. Генерал такой-то взял такой-то участок земли. Такая-то дивизия продвинулась туда-то. Я почти что плачу от радости и интереса, когда ты посылаешь меня кого-нибудь задушить. – Джульетта сжала руки. – Пожалуйста, просто позволь мне продолжать душить людей.
Ее отец покачал головой, не поддержав ее наигранный энтузиазм. И задумчиво посмотрел на дверь.
– Отнесись к этому серьезно, – медленно проговорил господин Цай. – Гоминьдан меняется. Видит небо, они больше не делают вид, будто сотрудничают с коммунистами. Мы не можем позволить себе действовать неосмотрительно.