Но ничего такого не оказалось. По осторожным вопросам Вероники, которые становились всё более настойчивыми по мере алкогольных возлияний, чему Тимур Георгиевич не препятствовал, стало понятно, что женщину задели слухи о его новой любовнице, которую он, к тому же, тщательно скрывает, что говорит о каком-то ином отношении к этой женщине, возможно, даже, с далеко идущими планами на создание семьи. Конечно, Веронику это задело! Она была бы не прочь стать замужней дамой, чтобы гарантировать себе обеспеченную жизнь, чего с Тимуром Георгиевичем у неё не получилось.
Быстро отбояриться от прилипчивой Вероники не получилось, да ещё, к тому же, пришлось подвозить её домой (к ней, а не к нему), а потом одному возвращаться к себе. И злится на себя все выходные, что не знает домашнего адреса Шурочки, а звонить по телефону… Это ведь надо что-то говорить, объяснять. Ни того, ни другого не хотелось. Хотелось совсем иного – прижать её крепко к себе, гладить её нежную кожу, вдыхать аромат её волос, захватывать в плен её мягкие губы, всматриваться в её голубые глаза, затуманенные страстью…
«А не много ли власти взяла надо мной эта девочка?», – задумался Тимур Георгиевич. И не позвонил.
На работе отчётливо видел, как виртуозно Шурочка создавала ситуации, чтобы остаться с ним наедине (все они, женщины, манипуляторы, и Шурочка не исключение!), и, не скрываясь, ждала от него объяснений. Ему было приятно сознавать её ревность, а, значит, и любовь, но поддаваться на её провокации он не собирался, а потому вёл себя жестко в рамках начальника.
Но Шурочка оказалась упрямицей. Не села к нему в машину в следующую пятницу. Ну, что ж! Пусть ещё потомится без него неделю. А она взяла и подала в понедельник заявление об увольнении. А он взял и подписал. Уже понимая, что никуда она от него не денется. И он от неё. Потому что случилось чудо – он полюбил! Через двадцать с лишним лет после той, первой любви сердце его проснулось и открылось. Осталось только одна проблема – научиться доверять людям. Не всем. Хотя бы Шурочке…
Единственная область бытия, с которым не возникало никаких проблем – это телесное общение. Муж любил подходить сзади, нежно обнимать, прижимая спину Шурочки к своей груди. Зарывался лицом в её густые пушистые волосы. Находил губами прогалины, в которых светилась её кожа, и целовал куда придётся – в основание шеи, мочку уха, висок. Ласково гладил руками её остро реагирующую на прикосновения грудь, пока ещё плоский живот, постепенно приближаясь к уже полыхающему от вожделения входу в святая-святых любой женщины. А доказательство его собственного вожделения отчётливо давило сзади, оставляя внушительную отметину на мягкой половине её попки. Шурочка вся горела и трепетала. Готова была отдаться тут же и не важно где – на кухонном столе, в ванной комнате, на подоконнике в гостиной, на ковре у камина. Но Тимур Георгиевич любил комфорт и неизменно отводил жену на их брачное ложе.
Но однажды и это закончилось. Муж неожиданно сгрёб свою подушку и одеяло, и отчалил на ночлег в другую комнату. Шурочка недоумевала – что она такого сделала, что он так демонстративно решил ею пренебречь? Вся их сегодняшняя суббота прошла мирно, как обычно. Единственное, что её отличало от предыдущих, это то, что они вместе сходили на УЗИ. Но не Шурочка туда затащила мужа силком. Он сам просил взять его с собой! И, по ощущению Шурочки, был потрясён, в хорошем смысле, увиденным на экране монитора. Ясно была видна головка, ручки, ножки и маленький краник. Сын! Сын!!! Точно – сын!
Шурочка была в середине второго триместра беременности. Утренней тошноты у неё не было, но зато появились отчётливые изменения в теле – выскочил живот, она набрала лишний вес, пальцы рук и ноги начали отекать. Это в физическом плане. А на эмоциональном уровне начались «качели». Настроение летало туда-сюда, порой никак не связанное с внешними обстоятельствами. Она из веселья могла запросто удариться в слёзы, а из настроения умиления вмиг перейти к агрессии. И уж тем более, когда что-то, даже мимолётный взгляд, не говоря уже о неосторожно сказанном слове, этому способствовало. Так что от самокопания в поисках собственной вины, она быстро перешла к возмущению и устроила мужу грандиозный скандал, второй в их семейной жизни.
Шурочка нашла комнату, в которой муж устроил себе лежбище, остановилась в дверях, упёрла руки в боки и включила базарную бабу:
– В чём дело? Я что – дурно пахну? Ты мне замену нашёл? Слишком толстая для тебя стала?
Она сыпала и сыпала короткими вопросами-обвинениями, совершенно абсурдными с точки зрения Тимура Георгиевича, повышая тон до визга, сама себя заводя всё больше и больше. В глазах уже закипали слёзы, а подбородок начал дрожать. И плевать бы он хотел на эту женскую истерику, но она носила его сына! Даже ему, ни разу в жизни ещё не переживавшему счастье отцовства, было понятно, как это вредно для ребёнка.