Она на автомате оделась, не обратив внимания, что её повешенные сушиться на спинку стула трусы куда-то исчезли, как и платье, а вместо них на стуле аккуратной стопкой лежала чистая одежда – джинсы, свитер, нижнее бельё.
На посту охраны её встретил молодой охранник:
– Доброе утро, Александра Ивановна!
– Доброе! А где Пётр Маркович?
– Его смена закончилась. А Вас уже ждут.
– Ждут-ждут, подождут! – пробурчала Шурочка, невольно задваивая слова, как её вчерашний спаситель, – Полцарства за глоток кофе!
Каждый глоток кофе возвращал её к жизни. Но, сколько бы ни длилось удовольствие, всё когда-нибудь заканчивается, закончилась и кофейная чашка. И Шурочка вышла на улицу.
«Не сам, Андрея прислал!» – кольнуло её, глядя на улыбающегося во все 32 зуба шофёра. Она хмуро кивнула головой на его радостное приветствие и уселась на заднее сиденье. Села так специально, чтобы не разговаривать, а подумать, крепко подумать, как ей вести себя с мужем. Глобальные вопросы – что делать? как жить дальше? анализу пока не поддавались.
Два часа дороги прошли в молчании. Шурочка углубилась в себя, а Андрей хоть и поглядывал с тревогой на свою хозяйку в лобовое зеркало, заговорить не решался.
Тимур Георгиевич встретил жену на улице, радостно кинулся к ней, как только она вышла из машины, крепко обнял. А Шурочка стояла столбом, никаких чувств не проявляла, в глаза не смотрела. И, как только он ослабил хватку, двинулась к дому. А там прошла сразу к сыну и не отходила от него ни на шаг до конца дня. Загораживалась Лёвушкой от общения с мужем. Тимур Георгиевич возражать не стал, тактично отошёл в сторону – шутка ли, мать не видела сына почти месяц!
Лёвушка смотрел на Шурочку так внимательно, по-взрослому, даже бровки хмурил. Если бы не отцовский характер, наверное, разревелся бы. «Забыл!», – ёкнуло сердце Шурочки. А вырос-то как! Как уверенно держит головку! А в глазах такое осознанное выражение! Только что смотрел так оценивающе, настороженно и вдруг задумался, даже пальчики в рот взял, чтобы помочь размышлениям. И это, кстати, было совершенно новым в его поведении, ведь раньше у него не получалось разжать кулачки.
Шурочка с жадностью вглядывалась в сына и отмечала в нём всё новые и новые изменения. Поворот головы на звук или свет. Ему уже не трудно было поднять грудь и лежать, опираясь на предплечья. По игрушкам бьёт ладошкой уже прицельно, а не просто так по какой получится попасть. А в рот тянет после долгих и внимательных размышлений – будет ли стоить результат приложенных усилий.
Чудом из чудес стало для Шурочки, когда Лёвушка, ловко оттолкнувшись от стенки кроватки, перекатился с животика на спинку. «Ах, ты моя умничка!», – завосторгалась Шурочка и от полноты
чувств почмокала губами. И каково же было её изумление, когда сын повторил за ней этот жест, а потом не только открыто улыбнулся, не той младенческой гримасой едва напоминающей улыбку, какой она была в 2 месяца, а самой настоящей, осознанной. А потом … заливисто рассмеялся. У Шурочки чуть сердце не остановилось от умиления. А Лёвушка, весьма довольный собой, деловито подтянул свою ножку к лицу, пытаясь дотянуться до пятки, но по дороге ему попался большой палец. А что? И он оказался вполне вкусненьким! Это было так прекрасно, что Шурочка едва не расплакалась.
Лёвушка тут же отреагировал на изменение состояния матери. Оставил ножку в покое и уставился на неё с вопросительным выражением – что случилось? Почему ты плачешь? Пришлось срочно брать себя в руки. Чтобы отвлечь малыша, Шурочка состроила рожицу – надула щёки, а потом «проткнула» их пальцами со смешным звуком «п-ф-ф». Лёвушка рассмеялся, задвигал ручками и ножками, а потом… тоже надул щёчки. Так они и играли до вечера – Шурочка придумывала смешные рожицы, а Лёвушка пытался их повторить. Она сама его кормила из бутылочки, меняла памперсы, сидела у кроватки, пока он спал днём. Сама искупала перед сном и сама уложила на ночь. Она бы и на всю ночь осталась в спальне сына, но пришлось возвращаться в свою.
Тимур Георгиевич уже лежал в кровати, но не спал – ждал жену. Шурочка бочком проскользнула на свою половину, боясь взглянуть на мужа, как будто это она была в чём-то перед ним виновата, а не он перед ней. Плотно завернулась в одеяло, пытаясь почувствовать себя в некоем замкнутом пространстве, в котором можно спрятаться от опасности. Иллюзия, конечно, ведь от собственных мыслей не спрячешься. Тимур Георгиевич и на эти её манёвры ничего не сказал. Шурочка постепенно успокоилась и даже задремала.
Ей опять повторился тот же сон. Она одна. В лесу. Бежит от кого-то страшного, ужасного. На что-то натыкается. Падает. Встаёт и опять бежит. А этот кто-то, такой страшный и ужасный, всё ближе и ближе. Вот-вот нагонит. И нагоняет. Нет! Нет! Шурочка чувствует его тяжёлую руку, которой он дотянулся до её плеча. Надо кричать, звать на помощь, ведь в прошлый раз это помогло. И Шурочка закричала, забилась… И проснулась.