— Обязаны?
— Я надѣлалъ вамъ столько хлопотъ.
— Тѣмъ, что мнѣ пришлось подписать свое имя? Да, ваша правда. Но вѣдь я дочь вашего хозяина, сэръ.
Такъ какъ мистеру Роксмиту не оставалось ничего больше, какъ уплатить восемь совереновъ по условію, положить въ карманъ одинъ его экземпляръ, назначить время для присылки мебели, назначить день своего переѣзда, а затѣмъ откланяться и уйти, то мистеръ Роксмитъ и продѣлалъ все это со всевозможной неловкостью, послѣ чего былъ выведенъ хозяиномъ на свѣжій воздухъ. Когда Р. Вильферъ вернулся съ подсвѣчникомъ въ рукѣ въ лоно своего семейства, онъ нашелъ это лоно взволнованнымъ.
— Папа! — сказала Белла, — мы пустили къ себѣ въ домъ убійцу.
— Папа! — сказала Лавинія, — мы пустили въ домъ разбойника.
— Замѣтили вы. что онъ ни за что не могъ взглянуть никому изъ насъ прямо въ глаза? — сказала Белла. — Я такихъ людей еще и не видывала.
— Милыя мои, — сказалъ успокоительно ихъ отецъ, — онъ джентльменъ конфузливый и, кажется, особенно робкій въ обществѣ дѣвицъ вашего возраста.
— Нашъ возрастъ — какіе пустяки! — нетерпѣливо воскликнула Белла. — Что ему за дѣло до нашего возраста?
— Притомъ же мы неодинаковаго возраста. Ну, какого же то это «нашего» возраста? — спросила Лавинія.
— Ужъ ты-то, Лавви, лучше не вмѣшивайся, — оборвала ее Белла. — Ты дождись того возраста, когда тебѣ можно будетъ дѣлать такіе вопросы. Папа, замѣтьте, что я скажу: между мной и мистеромъ Роксмитомъ природная антипатія, — я не вѣрю ему. Увидите — изъ этого не выйдетъ ничего хорошаго.
— Другъ мой и вы, дочки, послушайте! — сказалъ херувимоподобный патріархъ, — между мной и мистеромъ Роксмитомъ вотъ эти восемь совереновъ, и изъ нихъ выйдетъ что-нибудь на ужинъ, если вы скажете, чего купить.
Такимъ образомъ дѣлу былъ приданъ ловкій и счастливый оборотъ, ибо лакомый ужинъ былъ рѣдкимъ явленіемъ въ домѣ Вильферовъ, и однообразное появленіе на столѣ къ десяти часамъ вечера все того же голландскаго сыра нерѣдко выразительно комментировалось характернымъ пожиманіемъ круглыхъ плечиковъ миссъ Беллы. Свое скучное однообразіе сознавалъ, повидимому, и самъ скромный голландецъ, почему, должно быть, и представалъ предъ лоно семейства покрытымъ, въ свое извиненіе, обильной испариной. По кратковременномъ обсужденіи относительныхъ достоинствъ телячьихъ котлетъ, пирога и омара, общій приговоръ послѣдовалъ въ пользу телячьихъ котлетъ. Затѣмъ мистрисъ Вильферъ, торжественно снявъ носовой платокъ и перчатки, совершила такимъ образомъ какъ бы жертвоприношеніе передъ приступомъ къ сковородѣ, а Р. Вильферъ отправился покупать провизію. Онъ скоро возвратился съ телятиной, завернутой въ свѣжій капустный листъ вмѣстѣ съ ломтемъ ветчины. И вскорѣ со сковороды, поставленной на огонь, послышались мелодичные звуки, какъ самая подходящая плясовая музыка для лучистаго отблеска, весело прыгавшаго за стекломъ двухъ полныхъ бутылокъ, стоявшихъ на столѣ.
Лавви накрывала на столъ, а Белла, какъ безспорное украшеніе дома, сидѣла въ покойномъ креслѣ, закручивала обѣими руками свои великолѣпные волосы, устраивая изъ нихъ еще нѣсколько добавочныхъ локоновъ, и отъ времени до времени давала наставленія насчетъ ужина: «Хорошенько поджарьте, мама», или сестрѣ: «Поставь солонку прямѣе и не будь такимъ медвѣжонкомъ», и такъ далѣе въ томъ же родѣ.
Тѣмъ временемъ отецъ миссъ Беллы сидѣлъ за столомъ между своимъ ножомъ и вилкой и позванивалъ золотомъ мистера Роксмита. Сдѣлавъ вслухъ замѣчаніе насчетъ того, что шесть изъ этихъ совереновъ подоспѣли какъ разъ кстати для уплаты домовладѣльцу, онъ поставилъ золотыя монеты столбикомъ на скатерть, чтобы полюбоваться ими.
— Ненавижу я нашего домовладѣльца! — сказала Белла.
Но, замѣтивъ перемѣну въ лицѣ отца, она сейчасъ же встала съ кресла и, подсѣвъ къ нему за столъ, принялась приподнимать ему волосы ручкой вилки. Однимъ изъ любимѣйшихъ занятій этой молодой дѣвицы, снисходительно допускавшимся родительскимъ баловствомъ, были всевозможныя продѣлки надъ волосами всѣхъ и каждаго въ семьѣ,- можетъ быть потому, что ея собственные волосы были такъ хороши и такъ много занимали ее.
— Вы заслуживаете, папа, чтобъ у васъ былъ свой собственный домъ. Не правда ли?
— Не болѣе всякаго другого, моя милая.
— Но я по крайней мѣрѣ болѣе всякаго другого желала бы имѣть свой собственный домъ, — сказала Белла и, поставивъ торчкомъ мягкіе волосы отца, повернула его къ себѣ за подбородокъ, выразивъ при этомъ сожалѣніе, что деньги Роксмита пойдутъ къ чудовищу, которое глотаетъ ихъ такъ много, между тѣмъ какъ «мы нуждаемся во всемъ».