— Да, я уперлась на своемъ, — отрѣзала миссъ Ренъ, дернувъ подбородкомъ. — Я очень упряма и по вопросу о кукольныхъ туалетахъ, и по вопросу объ… адресахъ, если хотите. Отправляйтесь-ка себѣ по-добру по-здорову и отложите попеченіе на этотъ счетъ.
Ея преступное дитя, между тѣмъ, воротилось и стояло у нея за спиной со шляпкой и шалью въ рукахъ.
— Давай сюда и ступай опять въ свой уголъ, старый хрычъ! — сказала миссъ Ренъ, случайно обернувшись и замѣтивъ его. — Нѣтъ, нѣтъ, твоихъ услугъ мнѣ не нужно. Ступай въ свой уголъ, — слышишь?
Сконфуженно потирая руки, несчастный человѣкъ побрелъ, шатаясь, къ мѣсту своего изгнанія; но, проходя мимо Юджина, онъ какъ-то особенно взглянулъ на него и сдѣлалъ при этомъ движеніе, которое можно бы было принять за движеніе локтемъ, если бъ его члены повиновались его волѣ. Не обративъ на него вниманія и только инстинктивно посторонившись, чтобъ избѣжать непріятнаго прикосновенія, Юджинъ вяло раскланялся съ миссъ Ренъ, попросилъ позволенія закурить сигару и вышелъ.
— Слушай ты, блудный сынъ! — заговорила тогда Дженни, тряхнувъ головой и внушительно грозя миніатюрнымъ указательнымъ пальчикомъ своему неисправимому чаду. — Сиди дома, пока я не вернусь. Если ты двинешься изъ своего угла, пока меня не будетъ, я все равно вѣдь догадаюсь, зачѣмъ ты уходилъ.
Съ этимъ наказомъ она задула свѣчу, служившую ей для работы, оставивъ старика только при свѣтѣ камина, положила въ карманъ большой ключъ отъ двери, взяла свою крючковатую палочку и ушла.
Юджинъ неспѣшнымъ шагомъ, покуривая, направлялся къ Темплю, но не видалъ ужъ больше кукольной швеи, такъ какъ она случайно пошла по другой сторонѣ улицы. Угрюмо шелъ онъ впередъ все тою же лѣнивой походкой, остановился на минуту въ Черингь-Кроссѣ, поглазѣлъ по сторонамъ, не удостаивая своимъ вниманіемъ сновавшую мимо толпу, и снова тронулся дальше. Вдругъ на глаза ему попался совершенно неожиданный предметъ, — не что иное, какъ непослушный сынокъ Дженни Ренъ, собиравшійся переходить улицу.
Едва ли можно было увидѣть на улицѣ что-нибудь смѣшнѣе и безпомощнѣе этого жалкаго, трясущагося бѣдняка, слабо пытавшагося продвинуться на мостовую и тотчасъ же отступавшаго назадъ на нетвердыхъ ногахъ, въ страхѣ передъ, экипажами, которые показывались, а можетъ быть, и не показывались вдали. Когда путь очищался, онъ снова пытался перейти улицу, доходилъ до середины, затѣмъ описывалъ кругъ и возвращался вспять, хотя успѣлъ бы перейти разъ десять. Послѣ этого онъ стоялъ, дрожа всѣмъ тѣломъ, на краю троттуара и долго смотрѣлъ вдоль улицы направо и налѣво, въ то время какъ десятки пѣшеходовъ толкали его, переходили на другую сторону и продолжали свой путь. Затѣмъ, подстрекаемый ихъ успѣхомъ, онъ дѣлалъ новую попытку, доходилъ почти до противоположнаго троттуара, но тутъ, увидавъ — въ дѣйствительности или въ своемъ воображеніи — что-то мчащееся на него, въ испугѣ откидывался, описывалъ кругъ и, спотыкаясь, возвращался назадъ. Постоявъ немного, онъ принимался дѣлать какія-то судорожныя движенія, какъ будто готовился къ гигантскому прыжку, наконецъ, рѣшался двинуться впередъ какъ разъ въ ненадлежащій моментъ, попадалъ на окрики возницъ, пугливо съежившись, пятился и становился, весь дрожа, на прежнее мѣсто только затѣмъ, чтобы вновь продѣлать то же самое.
«Пріятель мой, сдается мнѣ, опоздаетъ къ мѣсту назначенія, если онъ отправляется по срочному дѣлу», сказалъ себѣ спокойно Юджинъ послѣ нѣсколькихъ минутъ наблюденія надъ интереснымъ субъектомъ.
И съ этимъ фолософскимъ замѣчаніемъ побрелъ своей дорогой и больше не думалъ о немъ.
Ляйтвудъ, къ которому онъ шелъ, оказался дома и обѣдалъ одинъ. Юджинъ придвинулъ себѣ стулъ къ камину, у котораго тотъ допивалъ свое вино, просматривая газеты, потомъ досталъ рюмку и налилъ себѣ за компанію.
— Другъ Мортимеръ, поистинѣ ты поучительная иллюстрація самодовлѣющаго прилежанія, отдыхающаго въ кредитъ отъ своихъ добродѣтельныхъ дневныхъ трудовъ.
— Другъ мой Юджинъ, поистинѣ ты поучительная иллюстрація скучающей, но не отдыхающей праздности. Гдѣ ты былъ?
— Шатался по городу, — отвѣчалъ Юджинъ, — и вотъ теперь явился въ эти Палестины съ намѣреніемъ посовѣтоваться съ моимъ велемудрымъ и высокочтимымъ стряпчимъ о положеніи моихъ дѣлъ.
— Твой велемудрый и высокочтимый стряпчій, Юджинъ, полагаетъ, что положеніе твоихъ дѣлъ незавидное.
— Логично ли говорить такимъ образомъ о дѣлахъ кліента, которому нечего терять и котораго нельзя, повидимому, заставить платить, это еще, думается мнѣ, подъ сомнѣніемъ, — замѣтилъ глубокомысленно Юджинъ.