- Боюсь, милая Белла, что вам очень трудно понравиться, - сказала однажды миссис Лэмл, сидя в карете.
- Я и не надеюсь, что мне кто-нибудь понравится, - отвечала Белла, томно взмахнув ресницами.
- Право, душечка, - возразила Софрония, качая головой и улыбаясь самой сладкой из своих улыбок, - очень нелегко будет найти человека, достойного вас и вашей красоты.
- Дело не в человеке, дорогая моя, - спокойно ответила Белла, - а в хорошо поставленном доме.
- Душечка, - возразила миссис Лэмл, - ваше благоразумие меня просто изумляет, где вы так хорошо изучили жизнь? Но вы правы. В таком случае, как ваш, самое важное - хорошо поставленный дом. Вы не можете перейти от Боффинов в такой дом, который вам не подходит, и даже если одной вашей красоты тут будет мало, то, надо полагать, мистер и миссис Боффин захотят...
- Да! Они уже это и сделали, - прервала ее Белла.
- Быть не может! В самом деле?
Огорченная мыслью, что она проговорилась раньше времени, Белла решила все же не отступать и от огорчения стала держаться несколько вызывающе.
- То есть они мне сказали, что собираются дать мне приданое, как своей приемной дочери, - объяснила она, - если вы это имели в виду. Но, пожалуйста, никому не говорите об этом.
- Не говорить! - повторила миссис Лэмл, словно это было совершенно немыслимо и взволновало все ее чувства. - Не говорить!
- Вам я могу сказать, миссис Лэмл, - начала опять Белла.
- Душенька, зовите меня Софронией, иначе я не стану звать вас Беллой.
С коротким, капризным "о!" Белла согласилась на это.
- О! Ну тогда, Софрония. Вам я могу сказать, Софрония, что у меня нет сердца, как это называется, и вообще я думаю, что все это пустяки.
- Какая смелость! - прошептала миссис Лэмл.
- И потому, - продолжала Белла, - я не ищу, чтобы мне понравились, мне этого не надо; разве только в одном смысле, о чем я уже говорила. Все остальное мне безразлично.
- Но вы не можете не нравиться, Белла, - сказала миссис Лэмл, поддразнивая Беллу лукавым взглядом и самой сладкой улыбкой, - ваш муж должен гордиться и восхищаться вами, и с этим вы ничего поделать не можете. Вы, может быть, не ищете, чтобы вам понравились, и может быть, не хотите нравиться, но тут уж ничего не поделаешь, дорогая; вы нравитесь против вашей воли, так что почему бы вам и не выбрать по своему вкусу, если можно.
Самая грубость этой лести подтолкнула Беллу рассказать, что она и в самом деле понравилась, не желая этого.
У нее было смутное опасение, что рассказывать об этом не нужно, но, хотя она и предчувствовала, что впоследствии это может наделать вреда, ей все же не приходило в голову, к каким результатам может привести ее откровенность, - и она начала:
- Не говорите о том, что можно нравиться и не желая этого. С меня за глаза хватит.
- Как? - воскликнула миссис Лэмл. - Уже подтвердилось, что я права?
- Не стоит об этом говорить, Софрония, и больше не будем. Не спрашивайте меня.
Это настолько ясно говорило "спросите меня", что миссис Лэмл так и сделала.
- Расскажите мне, Белла. Ну же, милочка! Какой это нахал осмелился надоедать, пристав как репей к вашим прелестным юбкам, так что его насилу отцепили?
- В самом деле нахал, - ответила Белла, - и такой, что даже похвастаться нечем! Но не спрашивайте меня!
- Угадать?
- Вам ни за что не угадать. Что вы скажете про нашего секретаря?
- Милая! Этот отшельник-секретарь, который всегда пробирается по черной лестнице, так что его никто никогда не видит?
- Не знаю, как он там пробирается по черной лестнице, пренебрежительно отвечала Белла, - по-моему, ничего подобного за ним не водится; а что его никогда не видно, так я была бы рада совсем его не видеть, хотя его так же видно, как и вас. Но я-то, грешная, ему понравилась; и он еще имел дерзость мне в этом признаться.
- Дорогая моя Белла, не мог же этот человек сделать вам предложение?
- Вы в этом уверены, Софрония? - отвечала Белла. - А я - нет. По правде сказать, я уверена как раз в обратном.
- Он, должно быть, с ума сошел, - сочувственно отозвалась миссис Лэмл.
- Нет, был как будто в своем уме, - возразила Белла, вскидывая голову, - и даже проявил красноречие. Я ему высказала, что я думаю о его декларации и обо всем его поведении, и прогнала его. Конечно, все это было очень некстати и очень для меня неприятно. Однако это до сих пор остается в тайне. Это слово дает мне случай заметить, Софрония, что я как-то невзначай доверила вам тайну: надеюсь, вы о ней никому не расскажете.
- Не расскажете! - повторила миссис Лэмл с прежним чувством. - Конечно нет!
На этот раз Софрония в доказательство своих слов нашла нужным перегнуться и тут же, в коляске, поцеловать Беллу поцелуем Иуды, ибо, пожимая после этого руку Беллы, она думала: "По твоему собственному признанию, мне не за что тебя щадить, тщеславная и бессердечная девчонка, которая зазналась благодаря глупой стариковской прихоти мусорщика. Если мой муж, пославший меня сюда, задумает какой-нибудь план и наметит тебя в жертвы, я больше не буду ему мешать". И в эту яже самую минуту Белла думала: "Почему я всегда в разладе сама с собой? Почему я рассказала, словно по принуждению, то, о чем должна была молчать? Почему я вздумала дружить с этой женщиной, вопреки голосу моего сердца?"
Как обычно, зеркало ничего ей на это не ответило, когда она вернулась домой и обратилась к нему с вопросом. Быть может, если б она обратилась к другому, лучшему оракулу, результат был бы иной, более удовлетворительный; но она этого не сделала, и потому дальше все пошло так, как и следовало ожидать.