Мистер Венус, во время этой речи успевший уделить свое внимание и трем блюдечкам чаю, одному за другим, выразил свое согласие со всем вышеизложенным. Вдохновившись его согласием, мистер Вегг простер вперед правую руку и объявил, что эта рука еще никогда... Не вдаваясь в частности и не отрываясь от блюдечка с чаем, мистер Венус, по всем правилам вежливости, кратко выразил свою уверенность в том, что эта рука никогда еще не... Однако удовольствовался тем, что только взглянул на нее, а к сердцу прижимать не стал.
- Брат, - произнес мистер Вегг после того, как между ними установилось счастливое взаимопонимание, - мне хотелось бы спросить вас кое о чем. Помните тот вечер, когда я впервые заглянул сюда и застал вас омывающим в чае ваш мощный ум?
Продолжая чаепитие, мистер Венус кивнул в знак согласия.
- И вот вы сидите на том же месте, сэр, как будто никогда с него не сходили! - продолжал Вегг, глубокомысленно и восхищенно. - Вы сидите, сэр, с таким видом, будто можете выпить сколько угодно этого благоуханного напитка! Вы сидите, сэр, окруженный своими произведениями, и кажется, будто вас только что попросили исполнить "Родина, милая родина" *, чтоб доставить обществу удовольствие, и вы на это согласились!
Вдали от родины и роскошь не мила,
О, пусть вернут вам ваши чучела,
С которыми живым пернатым не сравняться,
Чтоб с ними вы могли покоем наслаждаться.
Родина, родина, милая родина!
Как бы тут ни было жутко, - прибавил мистер Вегг прозой, обводя взглядом мастерскую, - но если принять все во внимание, так лучше места не сыщешь.
- Вы сказали, что хотите о чем-то спросить, а ведь ни о чем не спросили, - очень нелюбезно заметил Венус.
- Вы были расстроены в тот вечер, - сказал Вегг, выражая соболезнование, - ну, а теперь как обстоит дело? Идет на лад или нет?
- Она не желает, - отвечал мистер Венус тоном, комически соединявшим упрямое негодование с нежной меланхолией, - чтобы ее равняли, вы знаете с чем. Ну, и говорить больше не о чем.
- Ах, боже мой, боже мой! - воскликнул Вегг со вздохом, делая вид, будто вместе с ним глядит на огонь, а сам глядя на Венуса. - Вот каковы женщины! А ведь я помню, как вы сказали в тот вечер - вы сидели вон там, а я сидел вот здесь, - в тот вечер, когда вы только что потеряли душевное спокойствие, вы сказали, что интересовались тем самым делом. Вот какое совпадение!
- Ее отец, - начал Венус и остановился, чтобы отхлебнуть еще глоток чаю, - ее отец был в нем замешан.
- Вы, мне кажется, не назвали ее по имени? - произнес Вегг задумчиво. Нет, в тот вечер вы не назвали ее но имени.
- Плезент Райдергуд.
- В самом деле! - воскликнул Вегг. - Плезент Райдергуд. Радость! Есть что-то трогательное в этом имени - Плезент - Радость. Боже мой! Имя как будто выражает, чем она могла бы стать, если б не сделала того далеко не радостного для вас замечания - и чем она не стала, именно потому, что произнесла эти слова. Мистер Венус, если я вас спрошу, как вы с ней познакомились, не прольет ли это бальзама на ваши раны?
- Я был тогда в гавани, - сказал Венус, делая еще глоток чаю и уныло щурясь на огонь, - искал попугаев, - и, сделав еще глоток, он замолчал.
Мистер Вегг, чтобы оживить его воспоминания, намекнул:
- Вряд ли вы собирались охотиться на попугаев, сэр, в английском-то климате?
- Нет, нет, нет, - с раздражением сказал Венус. - Я был в гавани, искал попугаев, которых привозят с собой моряки; хотел купить для чучел.
- Да-да-да, сэр?
- А еще искал, не найдется ли хорошенькой парочки гремучих змей, чтобы препарировать для музея, - и тут мне было суждено повстречаться с ней и иметь с ней дело. Это было как раз в тот день, когда на реке сделали эту находку. Ее отец видел, как эту самую находку взяли на буксир. Много было на этот счет разговоров, я и зашел к ней под благовидным предлогом, чтобы поближе познакомиться, и с тех пор стал совсем не тот. И даже в костях у меня нет уж той крепости, а все потому, что я только о ней и думаю. Если бы мои кости принесли ко мне в разобранном виде, чтоб я их собрал, я бы даже не решился признать их за свои. До того меня это сокрушило.
Мистер Вегг, видимо охладев к рассказу, особенно пристально взглянул на одну из полок в темном углу.
- Как же, я помню, мистер Венус, - начал он тоном дружеского сострадания, - ведь я помню каждое ваше слово, сэр, помню, вы сказали в тот вечер, что у вас там, наверху... - а потом еще такие слова: "Э, да все равно".
- Попугай, что я у нее купил, - сказал Венус, уныло подняв, а потом опустив глаза. - Да, там он и лежит на боку весь высохший, вроде меня, только что в перьях. Духу не хватило сделать из него чучело, так и не смог, а теперь и подавно не смогу.
Лицо Сайласа вытянулось, и про себя он послал этого попугая в места более чем тропические, а затем, не имея больше сил разыгрывать сочувствие горестям мистера Венуса, начал приводить в порядок свою деревянную ногу, собираясь домой: от гимнастических упражнений этого вечера нога сильно пострадала.