Выбрать главу

— Так вы ходили прощаться со старым другом, сэр? — игриво спросил Вегг.

— Нет, — ответил мистер Боффин. — С чего это вам взбрело в голову?

Он был так резок и сух, что Вегг, подбиравшийся все ближе и ближе к полам его пальто, время от времени исследуя тыльной стороной ладони, не удастся ли нащупать флягу, отступил шага на три назад.

— Извините, сэр, — смиренно сказал Вегг. — Не обессудьте.

Мистер Боффин посмотрел на него так, как собака смотрит на другую собаку, которая хочет отнять у нее кость, — и отвечал ему негромким рычанием, как могла бы ответить собака.

— Спокойной ночи, — сказал он под конец, после угрюмого молчания, заложив руки за спину и подозрительно оглядывая Вегга. — Нет! Оставайтесь тут. Я сам знаю дорогу, и светить мне не надо.

Алчность, вечерние чтения об алчности, зажигательное действие того, что ему только что пришлось видеть, а может быть, и прилив крови к его малокровному мозгу при спуске, — все это до такой степени раздразнило ненасытный аппетит Сайласа Вегга, что, как только дверь закрылась, он прянул вслед за Боффином, увлекая с собой Венуса.

— Нельзя его упускать! — воскликнул Вегг. — Нам никак нельзя его упускать! Фляга при нем. Нам нужно отнять эту флягу.

— Как, ведь вы не собираетесь отнять ее силой? — возразил Венус, удерживая его.

— Не собираюсь? А почему бы нет? Пускай силой, пускай какой угодно ценой! Неужели вы так боитесь старика, что упустите его, трус вы этакий?

— Я вас боюсь и никуда не пущу, — проворчал Венус, крепко держа его обеими руками.

— Вы слышали его? — возразил Вегг. — Слышали, как он сказал, что решил нас оставить с носом? Слышали, подлая вы тварь, что он продал на своз все насыпи, и, уж конечно, весь двор тогда перекопают. Вы трусливей всякой мыши, где уж вам стоять за свои права, а я не такой, я буду за них стоять. Пустите меня, я его догоню!

Он барахтался изо всех сил, порываясь выполнить свое намерение, но тут Венус приподнял его, бросил на пол, и сам повалился вместе с ним, отлично зная, что Веггу с его деревяшкой будет не так легко встать. Оба они покатились по полу; а в эту самую минуту мистер Боффин затворял за собой калитку.

Глава VII

Дружеский договор вступает в силу

После того как мистер Боффин ушел, хлопнув калиткой, оба участника дружеского договора долго сидели на полу, тяжело переводя дух и уставясь один на другого. В подслеповатых глазках мистера Венуса, в каждом рыжеватом волоске его пыльной шевелюры было заметно недоверие к Веггу и готовность вцепиться в него по малейшему поводу. Топорное лицо Вегга и вся его угловатая и сухая фигура, напоминавшая деревянную игрушку немецкой работы, выражали дипломатическую уступчивость, хотя и не по доброй воле. Оба были красны, встрепаны и еще не успели остыть после драки, а Вегг при падении сильно расшиб голову и теперь сидел, потирая затылок, с видом крайнего и неприятного удивления. Оба молчали, выжидая, кто заговорит первым.

— Друг, вы были правы, а я виноват, — начал Вегг, прерывая молчание. — Я забылся.

Мистер Венус понимающе качнул лохматой головой, словно желая сказать, что Вегг, напротив, скорее опомнился, если предстал перед ним в своем истинном виде, без прикрас.

— Однако, приятель, — продолжал мистер Вегг, — вам не дано было знать мисс Элизабет, маленького Джорджа, тетушку Джейн и дядюшку Паркера.

Мистер Венус согласился, что не имел чести знать этих замечательных людей, да еще прибавил, что, в сущности, никогда не желал с ними познакомиться.

— Не говорите этого, приятель, — возразил Вегг, — нет, не говорите! Ведь если вы их не знали, разве вы в состоянии понять, что можно прийти в бешенство от одного вида узурпатора.

Представив такое оправдание, по-видимому, делавшее ему большую честь, мистер Вегг ползком подобрался к стулу в углу комнаты, и там, после нескольких неловких прыжков, ему удалось принять вертикальное положение. Венус тоже поднялся с пола.

— Садитесь, друг, — сказал Вегг. — Какая же у вас выразительная физиономия, друг!

Мистер Венус невольно провел рукой по лицу и посмотрел на ладонь, словно желая проверить, не прилипло ли к ней сколько-нибудь выразительности.

— Заметьте, я отлично понимаю, — продолжал Вегг, — отлично понимаю, какой вопрос написан на вашей выразительной физиономии.

— Какой же вопрос?

— Вопрос, почему я не говорил до сих пор, что сделал кое-какую находку, — отвечал Вегг, крайне любезно и радостно. — Ваша выразительная физиономия говорит мне: «Почему же вы не сообщили про находку раньше, как только я пришел? Почему вы молчали, пока вам не взбрело в голову, что мистер Боффин приходил искать именно эту вещь?» На вашем лице это написано яснее всяких слов. Ну, а вы можете прочесть на моем лице, что я вам отвечу?

— Нет, не могу, — сказал Венус.

— Так я и знал. А почему не можете? — вопросил Вегг так же откровенно и радостно. — Потому, что у меня лицо не выразительное — я за этим не гонюсь. Потому, что я отлично знаю свои недостатки. Не все люди одинаковы — кому что дано. А словами я могу вам ответить. И какими словами? Вот какими. Я хотел вам сделать приятный суп-приз.

Произнеся с расстановкой и ударением слово «сюрприз», Вегг пожал обе руки своему другу и брату и похлопал его по обеим коленкам, словно ласковый покровитель, не желающий благодарности за ничтожную услугу, которую он только рад был оказать.

— Ваша выразительная физиономия, — сказал Вегг, — получив к полному своему удовольствию ответ, спрашивает еще: «Что же вы нашли?» Право, я слышу эти самые слова!

— Ну и что же? — огрызнулся Венус, напрасно прождав ответа. — Если вы слышите такие слова, чего же вы на них не отвечаете?

— Выслушайте меня! — сказал Вегг. (Он старался скрывать все, что только возможно, и когда ему грозило вынужденное разоблачение, рассыпался в улыбках и восклицаниях: «Выслушайте меня!») — Как-то днем, сэр…

— Когда? — грубо спросил Венус.

— Н-нет, — возразил Вегг, качая головой и проницательно, и вдумчиво, и в то же время игриво. — Нет, сэр! Это спрашивает не ваша выразительная физиономия. Это спрашивает ваш голос, только ваш голос. Продолжаю. Как-то днем, сэр, я прогуливался во дворе — делал обход, как одинокий часовой, сэр, — говоря словами друга моего семейства, автора «Конец — делу венец», переложенными для дуэта:

Покинут небосвод ущербною луной,как вы припомните, мистер Венус,Вещают звезды, мистер Венус, ночи середину,И крепость и палатки на равнинеОбходит одинокий часовой,Обходит часовой.[9]

При таких обстоятельствах, сэр, случилось мне прохаживаться во дворе однажды днем, и случилось прохаживаться с железным прутом в руках, чем я иной раз пытаюсь скрасить однообразие литературной жизни, как вдруг этот самый прут наткнулся на предмет, который нет надобности вам называть…

— Есть надобность. Какой предмет? — спросил Венус полным ярости голосом.

— Выслушайте меня! — сказал Вегг. — Насос. Когда прут ударился о насос, оказалось, что не только верхушка в нем шатается и едва прикрыта крышкой, но внутри еще и гремит что-то. Это самое что-то, друг, оказалось плоской и продолговатой копилкой. Сказать ли вам, что она разочаровала меня своей легкостью?

— В ней были бумаги? — догадался Венус.

— Вот это говорит ваша выразительная физиономия! — воскликнул Вегг. — Бумага. Копилка была заперта, перевязана и запечатана, а сверху был пергаментный ярлык с надписью: «Джон Гармон. Мое завещание, временно здесь помешенное».

— Надо узнать, что в нем содержится, — сказал Венус.

— Выслушайте меня! — воскликнул Вегг. — Я так и сказал — и взломал копилку.

— Не позвав меня! — воскликнул Венус.

— Вот именно, сэр! — возразил Вегг ласково и радостно. — Вижу, вы заинтересовались! Слушайте, слушайте, слушайте! Если уж, как вы изволили догадаться при вашей проницательности, устраивать вам суп-приз, так чтоб он был настоящий! Ладно, сэр. И вот, как вы сделали честь предположить, я прочел этот документ. По всем правилам написано, по всем правилам засвидетельствовано, очень коротко. Поскольку у него никогда не было друзей, а дети выказали непочтение и непокорство, то он, Джон Гармон, завещает Никодимусу Боффину малую насыпь, и хватит с него, а все свое остальное достояние, свободное от долгов и налогов, он передает в казну.

вернуться

9

Покинут небосвод ущербною луной… — из песенки «Английский флот» поэта и драматурга Чарльза Дибдина (1745—1814) и композитора Джона Браэма (1774? —1856).