Хватит уже трястись. Папочка убил злого самца ! Теперь папочка сам злой самец ! Ой… Это я неудачно пошутил: Муська затряслась ещё сильнее
Хватит валяться… - заворчал добродушно - давай вылазь. Делом надо заниматься; варёнку на ужин зарабатывать… Муська перестала трястись, открыла глаза: А Папочка не будет на Мусечку так страшно рычать ? -робко спросила трусиха… Ну… - если будешь себя хорошо вести – не буду…
Мусенька всегда себя хорошо ведёт… - начала было нахалка, но увидев моё ироничное выражение лица осеклась. С трудом поднялась в тесноте отсека для ног и выпрыгнула на камни. И со страхом, но и с присутствующим женскому полу любопытством, посмотрела на мёртвого монстра… А потом начала восторженно хвалить меня: Ах какой я !…; Ах сякой я !… Ах она была точно уверена что я этого гада убью !... И что она меня безумно любит и ни на кого на свете не променяет ! А я слушал, но вместо радости и гордости в душе разрастались горечь, тоска и печаль… А что бы ты говорила этому самцу – если бы он меня убил ? А… Его бы хвалила ?...
Да брось ты… - возник в голове тот самый голос – который помог мне справиться с ужасом – смотри на это проще… Ты жив и ты победитель ! А женщины и их слова и поступки ?... Да плюнь и забудь: в конце - концов они и нужны нам только для одного… Ну или двух… - хохотнул он – ещё и чтобы нами восхищаться ! Нами – победителями !
Ага… - протянул я грустно – а потом придётся платить за эти две вещи, которые они нам дадут… Голос хмыкнул и уже серьёзно ответил:
Ну а что делать ? И рыбку съесть и на хрен не сесть – такое удается не многим. Далеко не многим ! Постарайся быть одним из таких счастливчиков… М… да… - постарайся. Легко сказать, да сделать трудно. Очень…
На этом месте я застрял до вечера… Сначала спилил бензопилой – под самый корень, с десяток деревьев, расчищая дорогу для проезда "Медведя"; потом долго и тщательно снимал с мёртвой туши шкуру вместе с башкой, ворочая её с боку на бок длинными стволами спиленных деревьев. Бошку, кстати – как и саму шкуру, тщательно очистил от жира и всего остального, что могло протухнуть и завонять. И просыпал все солью – благо взял её с собой с избытком, предполагая солить мясо впрок. Вот и пригодилось… Под вечер, проделав в рощице просеку и сложив в грузовой отсек шкуру – поехал с места убийства льва: нужно отъехать от этой громадной горы мяса подальше. Не ровен час горный дракон припрётся на дармовщину… (И точно – припёрся… Даже заревел радостно, оповещая округу о своём праве на мясо. Пришлось погудеть ревуном – не ты, мол здесь один такой могучий…) Готовить теперь на крыше нет смысла: моего врага здесь нет; второго льва этот монстр на своей территории не потерпит, а львицы – его пары, похоже здесь нет. Ну а Дракона я увижу издалека. И услышу… Потому поужинали и спать – но с соблюдением всех предосторожностей. Выспались на диво: нервы, изрядно потрёпанные и бессонной ночью и безумной схваткой за жизнь и владычество местными окрестностями, восстанавливались во сне долго и качественно. И утром я был словно огурчик: не тот, сморщенный солёный, а молодой, пупырчатый, налитый силой !
Дальше события напоминали собой страницы из дневника путешественника… Первые страницы изобиловали ненужными подробностями и восторженными эпитетами или смачными ругательствами, но чем дальше листались страницы, тем скупее были эпитеты, менее подробными описания… И наконец последние страницы были совсем лаконичными. Всего в несколько строк… Вот так и у меня: богатый на события въезд в распадок меду двумя горными грядами; смертельная схватка уже в начале распадка и монотонное продвижение вперёд. День за днём; день за днём… 10; 15; иногда если везло – 20 километров в день… И постоянный "рабский" труд, выматывающий за день так, что к вечеру хотелось только одного: лечь, уснуть и не проснуться… Но один день сменял другой; "Медведь" упорно продвигался вперёд, а я с тупым равнодушием ожидал прохождения точки невозврата… Иногда, когда машина, проходя по склону то место, через которое невозможно было проехать без использования мощных зарядов взрывчатки, опасно наклонялась на бок – страха перевернуться и рухнуть всей машиной на камни внизу, не было. Совсем ! Как прилив и отлив, накатывало и отступало тупое равнодушие… В такие минуты я просто молча сидел в кабине и пялился в окно – ничего в нём не видя. А когда отступало – продолжал двигаться дальше… Зачем; для чего ? Всё отступило перед одним, непонятным мне фактором: что то просто толкало меня вперёд…