Сюда же можно отнести и вошедшие в общенародный язык тюремные и лагерные словечки:
► Зэк.
Вохра.
Вертухай.
К другой (второй) группе можно отнести слова «советского говорка», сознательно или бессознательно снижающие пафос и велеречивость официального новояза.
Официальный советский язык тяготел к «высокому штилю», к разного рода патетическим оборотам, к славянизмам, к напыщенным словесным формам.
Вот, например, такое слово — в повседневной речи давным-давно уже умершее, а в официальном языке — одно из самых употребительных: горнило.
Помню, как мы издевались над ним, передразнивая речь одного поэта, которому особенно полюбилось это красивое словечко. А он не выговаривал «р», и потому получалось у него так:
— Мы, поэты, пвошедшие говнило Великой Отечественной войны!..
И это, конечно, несколько снижало пафос его высказывания.
Велеречивость официального советского новояза особенно ярко проявлялась в множестве однотипных гиперболических эпитетов. Тут было что ни слово, то гипербола:
► Небывалый.
Неслыханный.
Невиданный.
Недосягаемый.
Незыблемый.
Неисчерпаемый.
Необозримый.
Неодолимый.
Непоколебимый.
Несокрушимый.
Нерасторжимый.
Неуклонно.
Неустанно.
Самоотверженный.
Победоносный.
Всепобеждающий.
Беспримерный.
Беззаветный.
Могучий.
Животворный.
Бытовая же советская речь, напротив, изобиловала «обратными гиперболами» (литотами). Уменьшительный суффикс в нашем «советском говорке» был едва ли не самым распространенным. М. Розанова недаром так встала грудью за нашу советскую раскладушку. Заменив «раскладушку» на «раскладную кровать», пришлось бы вычеркнуть чуть ли не половину нашего словарного запаса. Вспоминаю лишь самые ходовые, повседневные слова:
► Сберкнижка.
Платежка.
Оперативка.
Планерка.
Летучка.
Первичка (первичная партийная или комсомольская организация).
Текучка.
Кремлевка (Кремлевская больница).
Столовка.
Продленка.
Десятилетка.
Комиссионка.
Многотиражка.
Гражданка (гражданская жизнь, не военная: «Ушел на гражданку», «Отвык от гражданки»).
Шарашка.
Вертушка (телефон правительственной связи).
Времянка.
Объективка.
Бегунок.
Ленинка (Государственная библиотека имени В.И. Ленина).
Загранка (заграничная командировка).
Накачка (внушение, выговор).
Аморалка.
К третьей группе словарного запаса второго новояза я бы отнес наиболее выразительные словечки и словесные обороты, уже не подспудно, не «подсознательно», а вполне откровенно, осознанно противостоящие официальному новоязу. И даже не только новоязу, но и самим основам официальной советской жизни:
► Принудиловка (обязательная явка на субботник или на демонстрацию).
Показуха.
Гертруда (о Героях Социалистического Труда).
Засрак (заслуженный работник культуры).
«За боевые услуги». (Так во время войны называли медаль «За боевые заслуги», которой часто награждали совсем не тех и не за то, кого и за что ею надо было бы награждать.)
Заграбительные отряды. (Так в годы военного коммунизма и позже, во время коллективизации, в народе звали «заградительные отряды», посылавшиеся в деревню для изъятия «хлебных излишков».)
Скоммуниздить (украсть).
Сюда же, вероятно, надо отнести такие прочно вошедшие в общенародный язык уничижительно-пренебрежительные словечки, как:
► Мент.
Гэбэшник.
Стукач.
Топтун.
Ну и, разумеется, такие «расшифровки» официальных советских аббревиатур, как «Комитет Глубокого Бурения» или «Кодла Государственных Бандитов» (о КГБ). И даже частушки, глумливо использующие официальные советские обороты типа «не оправдал доверия»:
Особенно «повезло» в этом смысле главному советскому идолу. Для него в народном советском новоязе был (и остался) целый букет «снижающих пафос» обозначений:
► Вова.
Вовчик.
Лысый.
Картавый.
Картавенький.