Лукич.
А для ленинской мумии в Мавзолее — специальное определение:
► Дохлый Вова.
К этой же группе, по-видимому, надо отнести и выражения типа начала депутата корчить (в смысле — важничать). И такое словечко, как Кирзавод (первоначально — сокращенное название Кировского завода, то есть завода имени Кирова), иронически переосмысленное обозначение любого ликерно-водочного предприятия (от слова «кир», «кирять»),
И иронически переосмысленные советские идеологические жупелы:
Коль скоро речь зашла уже не об отдельных словечках, а о целых словесных конструкциях, нельзя тут не вспомнить одно из самых блистательных выражений такого рода.
Но тут не обойтись без небольшой исторической справки.
В начале 60-х известный советский режиссер Марлен Хуциев снял фильм «Застава Ильича», вызвавший весьма бурную реакцию тогдашнего — самого высокого — советского начальства. Кому-то из них — чуть ли не самому Хрущеву — померещилось, что авторы фильма, рассказывая о проблемах современной молодежи, столкнули два поколения, противопоставили сегодняшних молодых людей поколению их отцов, у которых в отличие от нынешних были высокие гражданские идеалы.
Фильм был запрещен. (Потом он был коренным образом переработан и некоторое время спустя вышел на экран под другим названием.) Но скандал на этом не кончился. Началась длительная (растянувшаяся чуть ли не на годы) идеологическая кампания, смысл которой сводился к постоянно повторявшимся (с пеной у рта) заклинаниям, на разные лады варьирующим один и тот же тезис: «В нашей стране никогда не было, нет и не будет конфликта отцов и детей», «Наши дети несут знамя отцов…», «Советская молодежь присягает на верность своим отцам, отстоявшим…» и т. д.
Появились плакаты, стихи и песни, в которых тезис этот проговаривался устами то «детей», то «отцов», а иногда даже и «дедов». Например, вот так:
Но у народа была на это другая точка зрения. Между комсомольцами двадцатых годов и нынешними членами ВЛКСМ он все-таки углядел некоторое — и не такое уж пустяковое — различие. И выразил это на присущем ему языке и со свойственной народу-языкотворцу меткостью:
► То, что комсомольцам 20-х годов было по плечу, комсомольцам 60-х — по хую.
Начиная эту книгу, в предисловии к ней я говорил, что самым надежным средством защиты от разлагающего, вредоносного действия официального советского новояза наряду с анекдотом, частушкой, эпиграммой, глумливым пародийным перифразом какого-нибудь казенного лозунга был благословенный русский мат — самое мощное наше оружие, универсальное наше национальное лекарство от всех болезней.
Сегодня мат уже почти не несет в себе привкуса грубости, вульгарности и — давно уже — не является языковой приметой определенной социальной среды,
Нина Берберова в замечательной своей книге «Курсив мой» говорит, что так называемые «непечатные слова» на всех европейских языках — кроме русского — давно уже стали печатными.
Теперь этот процесс докатился и до нас.
Не думаю, чтобы это было так уж хорошо, потому что при таком обороте мат теряет главное — совершенно изумительное свое свойство. Перестает быть особым, поистине уникальным средством словесной — художественной — выразительности.
Во втором, народном советском новоязе эти уникальные возможности различных матерных оборотов и выражений достигали таких вершин художественной (да и смысловой) выразительности, до каких посредством других, более обыденных языковых средств ни при какой погоде было бы не дотянуться.
Скажите, каким, например, другим способом можно было бы так лаконично и емко объяснить, чем отличаются в советском обществе по роду занятий и умению снискивать себе пропитание интеллигенты от представителей трудового народа:
Народ пиздит, а интеллигенция пиздит.
Перестановкой ударения в одном-единственном слове дана исчерпывающая и ясная картина устройства всего — уникального — нашего советского общества.
Это не только похлеще, но и поглубже, чем знаменитая формула Карамзина: «Воруют».