Выбрать главу

В институте Репина в Санкт-Петербурге, где некогда находилась Императорская академия художеств, имеется Музей Академии. Он не столь известен, как Эрмитаж, но не менее дорог каждому, кто любит живопись. Там можно найти лучшие примеры рисунков и живописи всех этапов развития нашей Академии с XVIII века до нынешних дней. И когда вы входите в этот музей и смотрите на собранную в нем коллекцию, вы чувствуете себя как бы разговаривающими со студентами вашего возраста. Они стали известными позже, но они были учениками, когда рисовали и писали то, что вы можете теперь увидеть. И вот что сразу бросится вам в глаза: никто из них не занимался никакими новациями, не делал каких-то открытий, все живописцы, такие известные и разные в будущем, в свои студенческие годы корпели над совершенно одинаковыми вещами, выглядели похожими друг на друга, как братья-близнецы. Созерцая, вы не поверите своим глазам, что вот этот сухой стиль живописи обнаженной принадлежит Врубелю, или вот этот старательный стиль — Малявину. Два великана-художника стали разными после окончания школы, но сперва они, как и все их товарищи, следовали одним путем. Они учились и взяли из школы совершенные знания формы, пропорций, секретов живописи, анатомии и пластики. Только позже они нашли собственные пути в страну искусств.

Проходя через старые музейные залы, вы в конце концов добираетесь до экспозиции XX века и можете увидеть, как все резко изменилось…

Вулканический XX век, наполненный мировыми потрясениями, расшатыванием и подрывом устоев, ломкой традиций, вседозволенностью, заносчивым утверждением индивидуумом себя как меры всех вещей, развернул существование мира от идеализма к материализму, пошатнул он и вековые устои художественной школы.

Академическая традиция процветала в России до тех пор, пока старые правила не были отринуты воинствующими невеждами, перевернувшими нашу жизнь вверх дном вместе с Октябрьским переворотом. В 1918 году Академия художеств была распущена. Новые варвары видели утверждение своего миросозерцания только на руинах старого. Коминтерновцы засевали поле школы осколками слепков с античных фигур. Революционные всходы не замедлили дать о себе знать, да так бурно, что даже коммунистические вожди схватились за голову. В 1934 году двери Академии снова открылись для достойных. Ректором Всероссийской Академии художеств был назначен Исаак Бродский. Изгнанные ранее учителя вернулись. Именно в эти до- и послевоенные годы «старые кадры», опираясь на старые принципы, вырастили много советских мастеров кисти, резца и кульмана. Полный крах Русской реалистической школы удалось остановить. Однако новым сталинским художественным питомцам не удавалось летать в полную мощь в несвободной стране. Жестокий режим заставлял их использовать достигнутое техническое мастерство на службу лжи и насилию.

Долгожданная «оттепель» в середине 50-х годов растопила лед диктатуры, ветер свободы поднял вторую волну авангарда, которая ударила по фундаменту школы с новой силой. Реализм был осужден как сталинское наследие. Авангард выступил в качестве борца за свободу против сталинских репрессий. Сейчас школа в России переживает третью волну испытаний, грозящую вымыть из ее стен остатки былого величия. Дух наживы проник в сердца и души многих преподавателей и учеников. Арт-дельцы из Америки, Европы и Японии наконец-то дотянулись до нового для них русского художественного мира, мгновенно превратив его в рынок. Реальность доллара многим художникам показалась настолько ощутимей бессребренического служения высоким идеалам, что школа явилась для значительной части талантливых людей чем-то формальным. Далеким от истинной свободы творчества. В ней большинству стало так же тесно, как молодому солдату в сдавливающем горло воротничке, застегнутом на железный крючок…

Чем дальше от нас неумолимое время отодвигает в туман истории титаническую эпоху, породившую великих мастеров, тем более шатким становится мост, связывающий нас с поколениями гигантов. Во все времена этот мост на своих плечах, как атланты небо, поддерживали художники-учителя, жрецы, не дававшие погаснуть очагу высокого реализма, превратиться в пепел устоям крепкой академической школы.

У нас в России, как и в Европе, художественные академии почти растеряли своих педагогов. Кого смыл с лица истории вихрь революционных перемен, кто погиб в лагерях, кто исчез на войне, кто, спасаясь в эмиграции и оторвавшись от Родины, заболев ностальгией, потерял способность творить, кто остался дома, но, придавленный догмами соцреализма, обмельчал духом, а кто из тех, что помоложе, воспитался в сверхчеловеков нового времени, превратившись в эмигрантов у себя на Родине. Так мы почти утратили традиции нашей некогда великой школы. И вот настало время — или окончательно пасть под ударами страшного XX века, или, как уже не раз было в нашей трагической Русской истории, выстоять, спастись, причем, снова и уже в который раз, не только самим, но и отстоять дорогую нам Европу.