Однако сегодня нас будут интересовать не прямые гоголевские отклики на события эпохи наполеоновских войн (например, гоголевская характеристика этой эпохи, содержащаяся в статье «О преподавании всеобщей истории» из «Арабесок», или его рецензия из пушкинского «Современника» на «Походные записки артиллериста, с 1812 по 1816 год…» И. Т. Радожицкого). Речь пойдет о неявных, порой просто загадочных случаях, располагающихся как бы на периферии гоголевского творчества, однако, может быть, именно поэтому позволяющих во многом по-новому взглянуть на его творчество в целом.
В работе «Гоголь и 1812 год» я попытался рассмотреть категорию пространства в прозе Гоголя или, точнее, мифопоэтику этого пространства на фоне документальной (мемуарной, путевой и т. д.) литературы эпохи Отечественной войны 1812 г. Прежде всего выяснились удивительные совпадения между описанием географического и социопространства различными свидетелями, очевидцами глобальных, катастрофических военных действий (Ф. Глинка, С. Глинка, Р. Зотов, П. Граббе и др.), и Гоголем. Но если для первых в основе такого понимания лежали реальные впечатления от перемещения в пространстве огромных человеческих масс и т. д., то для Гоголя подобное отношение к пространству было явно опосредованным какими-либо (литературными и т. д.) источниками. Одним из них и могла явиться мемуарная литература о наполеоновских войнах, которую писатель, безусловно, знал (вспомним хотя бы ту же гоголевскую рецензию на «Походные записки…» И. Т. Радожицкого). В числе других источников можно назвать литературу путешествий первой трети ХIХ в. с характерным для нее приемом манипуляции реальным пространством уже в сугубо литературных целях («Путешествие моего двоюродного братца в карманы» Кс. де Местра, «Странник» А. Ф. Вельтмана и т. п.). Главное в этом совпадении, конечно же, представление о зыбкости, изменчивости, в конечном счете, обманчивости мирового пространства, теряющего во время исторических катаклизмов свои устойчивые параметры, стабильность, когда континенты могут покидать свои обычные места и перемещаться на огромные расстояния, когда сами эти расстояния могут по видимости произвольно сжиматься и расширяться и т. п. В любом случае (даже в случае откровенно литературной, метафорической «игры с реальностью») в основе неизбежно лежат события, происходящие в реальном, историческом мире (традиционная схема: от факта к образу, от мифообраза к литературе).
Другое дело, что само историческое измерение мироздания в наполеоновскую эпоху было подвергнуто не менее катастрофическим испытаниям, чем «география». Или, по словам самого Гоголя, «география сливается и составляет одно тело с историей», особенно в кризисные исторические эпохи.
Хорошо известно гоголевское «вольное» обращение с историческим временем. Так, широко используя в работе над «Тарасом Бульбой» различные документальные источники, писатель перед всеми иными отдавал предпочтение малороссийским песням — «живой, говорящей, звучащей в прошедшем летописи». И добавлял в статье «О малороссийских песнях» (1834): «Историк не должен искать в них показания дня и числа битвы или точного объяснения места…». Поэтому, явно мифологизируя вслед за народными песнями (и, вообще, фольклорными жанрами) историческое время, Гоголь в своем эпосе о легендарном, героическом прошлом — повести «Тарас Бульба» — нередко сознательно отступает от хронологии. Писатель относит действие повести и к XV, и к XVI векам, а имена, в ней упомянутые, относятся к XVII веку (Ник. Потоцкий, Остраница и др.), как и некоторые другие детали. «Итак, три века — читатель может выбирать любой», — по замечанию Г. А. Гуковского.
Однако странно другое. В «Миргороде», в одной книге с «Тарасом Бульбой», Гоголь помещает «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». В этом «очень оригинальном и очень смешном» (Пушкин) произведении писатель не только следует самому пунктуальному историзму при «объяснении места, реляции» ссоры двух Иванов, но и приводит точную ее дату — «показание дня и числа». Эта дата — «сего 1810 года июля 7 дня», как сказано в «позове» Ивана Ивановича («7-го числа прошлого месяца» — отмечено в прошении Ивана Никифоровича). Настоящая дата находится в разительном противоречии со словами из авторского предисловия к «Повести о том, как поссорился…»: «Долгом почитаю предуведомить, что происшествие, описанное в этой повести, относится к очень давнему времени».