Это же четверостишие цитировал за полтора года до этого А. Дементьев в своей статье «О традициях и народности» в «Новом мире», в котором были те же обвинения против «Молодой гвардии», что и в яковлевской записке. Присутствовавший на заседании Никонов рассказал нам некоторые подробности. Председательствовал Суслов. Уже во время заседания вошел Брежнев, находившийся, кстати, в отпуске. Он, барственно усевшись, внимательно прочитал записку (две с половиной страницы, как потом стало известно) и начал спокойно говорить, что иногда, проезжая по местам Подмосковья, видит, какие там красивые храмы. В журнале «Огонек» печатаются красочные фотографии мечетей, прекрасных памятников искусства Средней Азии. Но не надо впадать в крайности. Тут послышался голос с места: «Леонид Ильич, журнал „Коммунист“ подготовил большой материал на атеистические темы». «Не надо, — остановил подавшего голос Брежнев. — Зачем накалять чувства верующих?» О «Молодой гвардии» он не сказал ни слова.
Надеялись мы на поддержку Кириленко, члена Политбюро, но он недовольно проворчал явно не в нашу пользу: «Русофилы». Демичев предложил передать наше дело в ЦК комсомола, поскольку это их журнал. Целый месяц, живя в неизвестности, мы и тешили себя этой надеждой, но вот становится, наконец, известным решение ЦК партии: «укрепить» руководство журнала «Молодая гвардия». Никонов освобождается от поста главного редактора, а назначается Феликс Овчаренко, работавший до этого инструктором ЦК партии.
С приходом в «Молодую гвардию» Овчаренко быстро «дистанцировался» от нас. Видно было, что готовится перемена в идеологическом курсе журнала. Стало известно, что новый главный редактор хочет дать хвалебную статью об Андрее Вознесенском. Как-то мы вместе с Феликсом ехали в его служебной машине, и он начал уговаривать меня написать статью о русском языке. «Поговорите вдоволь, всласть», — с каким-то даже гастрономическим нажимом на последнем слоге говорил он, а я воспринял это так: довольно писать на рискованные темы: традиции, народность, история, духовность и т. д., за это уже поплатились, вот о русском языке — пожалуйста, можно писать «всласть», чем не «русская тема»? Я молчал, зная, что скоро мне придется выйти из состава редколлегии журнала. Об этом мы уже говорили с Анатолием Ивановым; оставаясь пока заместителем главного редактора, он тоже собирался уходить.
Но судьба распорядилась иначе. Бедный Феликс Евгеньевич тяжело заболел. И во время этой болезни внутри редакции «Молодой гвардии» разгорелись интриги против Анатолия Иванова, которые затеяны были ответственным секретарем редакции Николаем Мирошниченко.
Больного Овчаренко навестил Анатолий Иванов и в своей обычной манере, без всякой дипломатии, грубовато высказал недовольство ходом дел в журнале. А Мирошниченко представил это дело так, что Иванов чуть ли не терроризировал больного, а потом было добавлено, что ускорил его смерть (умер Феликс от рака).
И вот Феликса Овчаренко не стало. Кто будет новым редактором? Казалось бы, все шансы на стороне Анатолия Иванова: известный писатель, первый зам. главного редактора. И тут начались «аппаратные игры». Нам стало известно, что А. Яковлев вроде бы и не против Анатолия Иванова, но сопротивляется этому первый секретарь Союза писателей СССР Георгий Марков. Правда, непонятно было: почему — Марков, ведь «Молодая гвардия» — журнал ЦК комсомола и не имеет прямого отношения к Союзу писателей (к тому же Маркову), но Анатолий Иванов уверял меня, что именно так считает А. Яковлев: все дело в Маркове. И я решил организовать поход членов редколлегии «Молодой гвардии» к Маркову Георгию Мокеевичу.
Не все, однако, воспылали желанием постоять за Анатолия Степановича. Чуть ли не целый час пришлось мне уламывать по телефону Владимира Солоухина, и все без толку: в самой ситуации вокруг журнала и его главного редактора он увидел какие-то «тайны мадридского двора», недостойные его благородия, и умыл руки. Отказался пойти и Владимир Чивилихин.
Добиться согласия Маркова принять нас было не так просто (видно, и в самом деле у него в этой истории были «тайны мадридского двора»), но я, зная, как это необходимо для дела, прямо-таки доконал его телефонными звонками, повторяя, что от него зависит судьба журнала.
Марков был в модной тогда водолазке и выглядел по-домашнему «доступно», видимо, только что отобедал. Он начал с уверения, что никогда ничего не имел против Анатолия Иванова, он ценит его как писателя, правда, не все у него можно безоговорочно принять, например, жестоковатость героев, подобрее бы… Георгий Мокеевич слушал нас, не скрывая за лисьим взглядом своего «особого мнения», когда речь заходила о тех из его окружения, кто преследовал наш журнал клеветой и доносами. «Дружба дружбой, а табачок — врозь», — блеснул он сибирской охотничьей пословицей (сам сибиряк-охотник!), завершая наш разговор. Особо поговорил с Петром Проскуриным, не скрывая своего расположения к нему, а мне на прощание снисходительно, не без иронии бросил: «Агитатор!»