ЗАСТУПНИЦА НАРОДНЫХ МСТИТЕЛЕЙ
…Эту икону я увидел впервые (так мне тогда подумалось, что именно впервые) два года назад, когда привел своих московских друзей, приехавших в мой родной Псков, к храму святого благоверного князя Александра Невского. Храм сей — воинский, поставлен он был в 1908 году как полковая церковь, а в 1992 году, после полувека забвения и запустения, в нем вновь начались службы — и на каждой молитве можно увидеть либо псковских десантников из знаменитой дивизии, дислоцированной рядом, либо военных летчиков, либо пограничников, как в зеленых фуражках, так и в бескозырках: край наш вновь, как века назад и как в нашем веке после гражданской войны, стал порубежным. Зашли мы и в музей этого храма…
Множество различных редкостей, относящихся к истории нашей Русской церкви, собраны в маленьком тесном помещении музея, собраны радением и стараниями настоятеля воинского Дома молитвы протоиерея отца Олега Тэора и его добровольных помощников. Сам отец Олег и показывал московским гостям поистине драгоценные раритеты, свидетельства глубоко укорененной в народе и не вытравленной в нем православной духовности. Он направлял наши взоры то на уникальные кресты с финифтью, сбереженные в лихолетьях пожилыми прихожанками, то на ризу Иоанна Кронштадтского, то на мундир командира полка имени Александра Невского (этот доблестный офицер-«афганец», Герой Советского Союза, передал свои «доспехи» музею перед отъездом в югославский «русбат»), то на дорожную Библию последнего русского императора…
Мне, бывавшему здесь не раз, бросилась в глаза икона, которой тут прежде не было: небольшая, сугубо домашняя, «список»-копия Казанской Божией Матери. Что именно канон Казанской чудотворной иконы воссоздал (не ранее конца XIX века) безвестный богомаз — о том приходилось лишь догадываться, доверяя твердому мнению пастыря: лишь лики Богородицы и младенца Христа не были скрыты на доске окладом и цатами, тоже домодельными, хоть и красивыми.
«Это — партизанская!» — с гордостью изрек о. Олег, заметив мое внимание к новинке церковного музея. И поведал, что эту Казанскую незадолго до того передал ему один немолодой пскович, не назвавший своего имени. Даритель рассказал, что она досталась ему от односельчан из Порховского района, где во время войны существовала целая «партизанская республика», и в одном из отрядов народных мстителей хранился этот лик Пречистой…
В моем сознании слова «партизанская», «Казанская» и «Порховский район» сразу же слились воедино, и размышления над святым ликом стали неотступно волновать сознание и душу. Еще несколько раз навестив музей, пристально вглядываясь в черты Заступницы, я убедился: когда-то, давным-давно, они, эти скорбно-нежные очи, это мудрое чело уже представали передо мной. И наконец вспыхнуло в глубинах памяти то, что запечатлелось в ней в самом раннем детстве…
Начало 1950-х, село Боровичи, верстах в двадцати от городка Порхова, кстати, тем же Александром Невским и основанного. Мои родители, учительствующие здесь, снимают в крестьянской семье половину избы (только что поставленной, псковская сельщина выбирается из послевоенных землянок). Каждый вечер перед сном хозяйка дома, пожилая, но еще крепкая баба Надя, становится в «красном углу» и зажигает лампадку перед иконой. Потом тяжело (ноги-то во время войны в болотах застужены и от многолетних крестьянских трудов распухли) опускается на колени и, глядя на лик женщины с младенцем, озаренный огоньком лампадки, начинает произносить слова молитвы. Они почти все совершенно непонятны для меня, малыша, но детский слух жадно впитывает их, и они навсегда входят в мою память:
«…Радуйся, врагов устрашение; радуйся, от нашествия иноплеменных избавление. Радуйся, воинов крепосте; радуйся, в дни брани забрало и ограждение. Радуйся, в дни мира живописный саде, увеселяющий сердца верных; радуйся, оружие, его же трепещут демони…».
…Лишь через годы доведется мне узнать, что пожилая псковская крестьянка читала не просто молитву, обращенную к Владычице, — она произносила акафист именно в честь иконы Ее Казанской… И вот однажды, когда мы все вместе, и хозяева избы, и постояльцы, сидели за обеденным столом, к бабе Наде по какому-то делу зашел председатель сельсовета Иван Федорович, невысокий широкоплечий мужик с огромными, лопатистыми ручищами. Вошел, поздоровался со всеми и, глянув в «красный угол», перекрестился. «Федорыч, — с удивлением спрашивает его мой отец, — вроде бы ты прежде в богомольстве замечен не был?». Гость отвечает: «Верно, крестного знаменья давно не творил… Но на эту иконку не перекреститься — вот уж точно грех! Она меня от гибели спасла! Да и не меня одного…». И начинают они вместе, баба Надя с Иваном Федоровичем, рассказывать моим родителям об этой иконе.