Нашу хату мы застали почти не разрушенной: только были выбиты все стёкла (вместе с рамами), вывернуто несколько брёвен из стены, выходившей на железную дорогу, была сброшена с петель входная дверь. Но самое мерзкое было в самой хате: её использовали как общественный туалет! Весь двор и огород были в воронках: следы попадания бомб и снарядов. Было начало апреля, земля уже почти прогрелась, нужно было срочно заравнивать её раны, чтобы что-нибудь посадить.
Но сначала — жильё! Все дружно выносили на улицу содержимое дома-туалета, мыли, драили. Мама находила в разрушенных зданиях куски стёкол, сохранившиеся рамы и ремонтировала наш дом…
Вообще скотство «цивилизованных» европейцев-немцев было неописуемым.
Почти возле дома на обочинах железной дороги стояли странные сооружения: «парковые скамейки» длиной метров 5–6, со спинками. Под каждой «скамейкой» — ров. Очень скоро мы поняли назначение этих «гениальных» сооружений: это были пресловутые «ватерклозеты», то есть туалеты на воздухе! Немцы, нимало не стесняясь того, что мимо проходят старики, женщины и дети, справляли свою нужду средь бела дня! Сидя с комфортом, очень часто с газетой в руках, немцы оживлённо беседовали. Иногда в руках у немца была и губная гармошка, и, не отрываясь от основного занятия, он играл!
Нас, детей, это ежедневное омерзительное скотство немцев возмутило: у каждого мало-мальски умеющего бегать ребёнка появилась рогатка. Стреляли из-под вагонов по голым задам фашистов «лётками» — согнутыми вдвое гвоздями! Пока разъярённый немец натягивал брюки, ребят под вагонами и след простывал. Иногда стреляли залпом — эффект был ещё ярче: мы расширяли наши познания в немецком языке! Взбешённые немцы орали: «русише швайне» (русская свинья), «русише шайзе» (русское дерьмо) и так далее. Очень рискуя, дети ликовали: скоро мы почти отучили немцев справлять нужду на виду у всех…
Много страшного и мерзкого принесла с собой немецкая оккупация, но самой трагичной оказалась участь евреев, населявших до войны наш город.
Особенно мы были потрясены гибелью наших соседей — евреев Мардаров. В доме напротив жили две еврейские семьи: Суходольские и Мардары. Суходольские, как и мы, эвакуировались и успели проскочить в глубь страны. И вернулись домой после войны. А у Мардаровой незадолго до войны умер муж, и четвёртого ребёнка она родила в мае 1941 года, будучи уже вдовой. Все дети были мал мала меньше. Она решила остаться.
В один день немцы всю семью вытолкали на улицу, которая уже была запружена толпой евреев: в нашем Коростене, по довоенной переписи, было 57 % евреев. Мардариха, протягивая соседям младенца, умоляла взять его. И руки потянулись. Но немец выбил ребёнка из рук матери, и колонну погнали дальше. Ребёнок погиб, его затоптали люди, сами того не ведая!
Евреев согнали на окраину города, где уже были вырыты рвы. Предварительно раздев всех почти догола, выстроили вдоль рва и открыли пулемётный огонь. Это место и по сей день называется «еврейский окоп».
Но, пожалуй, лучше было погибнуть сразу, как те евреи, чем удостоиться участи русской девушки Жени Шупаликовой, о страшной судьбе которой я хочу здесь рассказать.
Наша улица в небольшом украинском городке Коростень — окраинная. Застроена домиками (точнее, украинскими хатами, зачастую крытыми соломой), утопающими в зелени садов. Совсем рядом — огромный фарфоровый завод, славившийся своим фарфором ещё с царских времён.
Рабочие завода — как правило, жители нашей и других близлежащих улиц. А инженерно-технический персонал (ИТР) — приезжие. Специально для них и был выстроен в глубине нашей улицы жилой дом: двухэтажный, красного кирпича, на два подъезда.
Вот в этом-то доме и проживала образцовый ребёнок, мечта всех наших мам и объект нашей детской неприязни — Женя Шупаликова. Девочка-старшеклассница. Её родители были художниками фарфорового завода.
Женя, если отбросить нашу неприязнь по поводу вечного примера, была действительно удивительной для нашей пыльной босоногой улицы: тоненькая, две толстые косы цвета соломы до колен, всегда улыбчивая и уважительная к старшим (мы очень удивлялись, когда Женя помогала старушкам взобраться на железнодорожный мост или помогала нести кошёлку с продуктами), Женя была и нашей любимицей. Правда, никогда в играх старшеклассников нашей улицы Женя участия не принимала. Но общалась со всеми, даже с нами, малышами, весьма охотно: давала нам переводные картинки, используемые на Фарзде (как мы называли фарфоровый завод имени Дзержинского), небольшие книжечки-гармошки сказок. В общем, Женя была «солнечным зайчиком» нашей улицы.