Вот как создаётся очередной миф. Как могло советское правосудие в конце сороковых годов сажать за любовь к Есенину, если в 1946 году была издана книга стихотворений поэта — я взахлёб читал её, будучи восьмиклассником, — и тираж её был 100 тысяч экземпляров!
Но я отвлёкся… В 1984 или в 1985 году я увидел своими глазами, что такое старательская, артельная добыча золота, и всё высказал в глаза Акимову:
— Леонид Викторович! Я стихотворение написал о том, как за геологами следом идут хищники-золотодобытчики, — и прочитал ему только что написанный в тайге «Экологический романс».
Недавно, правда, в своей книге Миша Назаров процитировал строчку из этого стихотворения, но то ли сознательно, то ли случайно исказил её: «от объятий еврейского банка». Когда это стихотворение было напечатано в 1988 году в моей книге «Мать сыра земля», мне стали звонить возмущённые инакомыслящие. И русские и евреи. И тех и других коробила строчка: «Упаси нас ЦК и Лубянка»… Помню звонок бывшей жены известного русского диссидента, издателя журнала «Вече» Владимира Осипова, отсидевшего бок о бок с Леонидом Бородиным несколько лет в мордовских лагерях.
— Как вы могли восхвалять Лубянку?! — Она сама не знала стихотворения, ей кто-то сказал об этой пресловутой строке. Но когда я прочитал по телефону разгневанной правозащитнице всё целиком, она растерялась, замолчала и положила трубку. Позднее я узнал, что её девичья фамилия была Цехновер…
А Леонид Акимов уже водил нас по своей обширной квартире, хвалился фотографиями, на которых он был снят с темнокожими вождями и министрами африканских стран, где проработал несколько лет в поисках золота, предварительно выиграв конкурентную борьбу у французских и германских геологов.
— А в Конго, — торжественно заявил Акимов, — меня наградили высшей правительственной наградой — Почетным крестом с бриллиантом в семь каратов… Однако когда уезжал обратно в Союз, наши дипломатические власти изъяли крест с бриллиантами, как великую ценность, в пользу государства, и я остался лишь с одним дипломом.
Его жена, Регина Сергеевна, явно гордясь этой наградой, подвела нас к застеклённой рамке, в которой висел драгоценный, хотя и несколько истрёпанный диплом.
В Москву Акимов вернулся со славой, получил высокую должность главного геолога по золоту в союзном министерстве, но через три года затосковал и попросился на Северный Урал.
— А хорошо бы нам в следующем году на восточный склон перевалить, — мечтательно произнёс он. — Какая там природа! Кедры, зверя много, травы — что твой лес… От холодных ветров Карского моря впадина хребтом закрыта… Конечно, мы эту природу маленько подпортим — но не как этот хищник Туманов! А золото там ха-а-рошее! Но дорог нет. Надо через хребет станки тащить, зимники бить… А после Восточного склона хорошо бы на Таймыр! Я уже о нём всё знаю, всё выведал у красноярцев и ленинградцев. Геология там — моя любимая, золотоносная. Горизонты неглубокие. А главное, никакой местной власти нет: ни горсовета, ни горкома, ни совета директоров. Одна чистая геология! Одна работа — и больше ничего. Никто не мешает тебе искать и найти золото!
прочитал я ему стихи Лермонтова и добавил:
— Всё-таки ты человек из повести Олега Куваева «Территория».
Он захохотал:
— А, снова писателя вспомнил! Так знай: я земляк и даже дальний родственник Васи Шукшина. Моя тётка — его первая учительница. Вот уж была фанатичка литературы! Шукшин пропадал у неё дома после уроков. И даже когда она в Акмолинск переехала, каждый год навещал её.
…Расходились за полночь. А утром, пока Акимов не заехал за нами, я вышел из барака — поглядеть посёлок Кожим.