Действительно, пока мужиков в России (да и не только в России, а в Белоруссии и везде) много — не все еще потеряно, и все совсем еще не так плохо. Таких, как он (хотя с ним, наверное, и трудно работать), таких, как ты, дорогой друг.
Вот так. Ходят слухи, что вам разрешили снимать «Волю». Если это так, если я не сдохну и если никто не будет против — я бы с удовольствием приехал к вам на пару дней и даже мог бы, если появится в этом такая нужда, сыграть какую-нибудь бессловесную роль из окружения атамана с надрывным и слезным пением над ковшом вина какого-либо «горемышного ежа» или «Коси». Ты знаешь, я это умею. Суть, впрочем, не в этом, а в том, что люблю видеть тебя на работе, а ты, черт лозатый, не приезжаешь в Минск, а если и приезжаешь, то околачиваешься дьявол его знает где, а ко мне ни черта не заходишь. Я был недавно в Москве (выходят по-русски «Колосья под серпом твоим»), даже гонял к тебе на такси, да разве тебя застанешь?
У меня дела неважные. Зарезали новый сценарий «Рассказы из каталажки». Но зато выходит книга. И еще Витебский театр взял к тысячелетию города пьесу «Колокола Витебска», и репетиции идут полным ходом.
Когда найдешь время — черкни мне пару слов о себе.
Обнимаю.
Мой новый адрес (я обменял большую квартиру возле Купаловского театра, так что останавливайся у меня): Минск, 220030, ул. К. Маркса, 36, кв. 24, мне.
Десять лет я работал на «Беларусьфильме», много дальних углов Белоруссии повидал благодаря Короткевичу. С ним сработали два фильма, а сколько замышляли — и не перечесть. Короткевич был из того ряда одаренных личностей, которые не успевают при жизни реализовать свои творческие возможности; он выше оставшихся после него трудов.
Специализировался он после окончания Киевского университета по славянским языкам, имел редкую памятливость, в поездках поражал познаниями в любой сфере людского бытия; всякую траву мог назвать по-латыни и по-народному, и о пользе, и местах произрастания поведать. Какой же он был патриот своей земли и языка!
Как весело было с ним общаться, сколько же в разных застольях погибло его оброненных шуток, поведано случаев — никто не записывал. Вот только те, что осели в памяти. Как-то мы допоздна засиделись в моем обиталище с балконом. Володя даже в позднее время всегда собирался домой: «Мама беспокоится». Долго мы ждали транспорт. Вдруг подъехал «Икарус» сдвоенный, с «гармошкой» — в два салона. Володя стоял, опустив голову, а увидев автобус, промолвил со вздохом: «Ой, одинокая гармонь приехала, слава Богу» — и впрыгнул внутрь.
Короткевич никогда не трогал салфетки накрахмаленные, холмиками стоящие в ресторанах, особенно картинно — в «Беловежской пуще». На вопрос «почему» отвечал: «Не начальство же их стирает, а старухи за копейки. Обойдемся» — и за много лет ни разу не отступил от своего правила.
В последнюю поездку в подземном переходе Минска я увидел плакат, извещавший о подписке на 8-томное собрание сочинений Короткевича. Как же все переворачивается, а ведь сколько он в родной столице терпел неприятия!
Сколько же каламбуров, былей, им поведанных, не попало в его сочинения, лишь однажды повеселив сотрапезников! Память удержала вот эту простенькую пародию:
Наделенный природным артистизмом, он доигрывал слова жестами своих долгих рук и ужимками. «Это же сценарий короткометражного фильма», — говорили ему. Отвечает: «Кто знает, что есть сценарий. Вот принес я на студию „Христос приземлился в Гродно“. Редакторы дружно предлагают мне профессионала-кинодраматурга доработать мой замысел. „Как он должен меня дорабатывать?“ — спросил я студийных. Долго меня вразумляли — словоблудили. Тогда я поставил редакторам условие: если ваш доработчик определит, с какой стороны корова наелась, а с какой напилась, — сельским делом руководить пригоден, и пусть пишет свой сценарий, а моему — валяться».
Ершистый, неудобный человек, Короткевич гонителей имел не мало, был прямодушен, ни в чем не дипломатничал. В бывшем архиерейском подворье открыли Дом искусств. Володя один из первых окрестил его — «Мутное воко», поэтому распорядитель не пускал его в зал, а название в те годы так и закрепилось за заведением.