История, в которую мы попали в январе 1944 года, может показаться из разряда новогодних сказок. Но это чистая правда. Едва сгустились сумерки, полк получил задание уничтожить фашистский аэродром в Луостари на севере Финляндии. Неподалёку там, как думают финны, живёт Санта-Клаус. Вышли на цель в расчётное время и легли на боевой курс, но тут же нас «схватили» прожекторы противника. Забарабанили зенитки. Жёлтые шары — стреляют счетверённые скорострельные пушки «эрликон» — летят вверх один за другим. Цепочка «светляков» тянется к самолёту. Зачаровывающее зрелище, но смертельно опасное. Неожиданно кабина самолёта снаружи озарилась светом. Попадание? Оказывается, это наш лётчик случайно нажал тумблер, включающий внешние бортовые огни. При полётах ночью на боевые задания их включали только при взлёте, посадке и рулении самолёта на земле. Действовало железное правило: чтобы не демаскировать себя, при полёте к цели и обратно, а тем более над целью, фонари выключались. А тут — такая иллюминация.
Пока выяснили, в чём дело, прошло несколько секунд. Всё это время мы висели над напичканным зенитками немецким аэродромом наподобие светящейся новогодней ёлки. Бортовые огни тут же выключили. Но эффект от этого получился непредвиденный. Прожектора на земле тоже погасли, стрельба «эрликонов» прекратилась. Мы воспользовались этим и беспрепятственно уложили бомбы по цели с ювелирной точностью. Прилетев на свой аэродром, мы узнали, что все экипажи наперебой докладывают о том, что наблюдали над целью «немецкие» ночные истребители, которые ходили с включёнными огнями и фарами. По-видимому, и немцы нас приняли за свой самолёт, поскольку прекратили свою стрельбу по нам. Обычно, когда объект прикрывали истребители, зенитки молчали.
Считается, что в боевом экипаже у каждого свои обязанности, которые он знает назубок. Однако бывало и так, что мне приходилось рулить нашим Ил-4. Выбора не было, ведь от этого зависела жизнь нашего экипажа. В чём состоит работа штурмана? Правильно, прокладывать на карте курс, брать пеленги, сверять местонахождение самолёта с расчётами по времени и скорости. Штурманов технике пилотирования не учат. Но мой лётчик иногда просил подменить его в полёте. Так я и научился пилотировать. Взлетать и садиться я, конечно, никогда не пытался. Но в полёте у меня всегда была вставлена дублирующая ручка управления, и, когда просили, я помогал вести машину. Однажды такое умение спасло нам жизнь.
Дело было весной 1944 года. Отбомбились за линией фронта по железнодорожному узлу Полоцк. На обратном пути попали под обстрел. Снаряд рванул так близко, что самолёт тряхнуло, как автомобиль на ухабе. Осколки веером прошлись по обшивке. В кабине неожиданно запахло палёным. Скорость упала — это заглох левый движок. Стремительно теряем высоту, а до фронта ещё целых десять минут лёта! Но самое главное, что командира зацепило осколком. Истекая кровью, он потерял сознание, успев только сказать: «Саша, бери управление на себя».
Земля всё ближе. Высотомер показывает 3500, 1000, 100 метров… Неожиданно машина начинает крениться набок. Уже видны осветительные ракеты, значит, до своих рукой подать. Дотянем. Но как посадить бомбардировщик? Посадка — самое трудное дело и для пилота, а тут за штурвалом штурман, да на одном моторе. Вынырнули из тумана прямо над аэродромом. Высота десять метров. Выпускать шасси некогда. Слишком поздно. Убираю газ и со скрежетом сажаю самолёт на брюхо. Удар! Машина несётся поперёк посадочной полосы и наконец останавливается. Словно во сне слышу, как техники открывают кабину и вытаскивают раненого командира. После этого случая многие штурманы нашего полка стали с энтузиазмом учиться пилотированию.
На войне довелось не только летать, но и пешком через линию фронта хаживать. В ночь с 4 на 5 июля 1944 года наш полк бомбил железнодорожный узел г. Вильнюса. Ведущий Ил-4 развесил над станцией САБы (светящиеся авиабомбы). Внизу всё стало видно, как днём. Здание вокзала, депо, водокачка, а вот и эшелоны с техникой. Забили зенитки. Цель мучительно медленно наползает в перекрестье прицела. Пора! На врага посыпались первые гроздья бомб. Внизу заполыхало марево пожара. Чтобы не дать немцам вытащить эшелоны на перегон, удары нанесли сначала по входным и выходным стрелкам. Озаряя ночь вспышками огня, рвутся топливные цистерны, вагоны с боеприпасами. В шлемофоне звучит весёлый голос командира: «Теперь можно и домой!». Настроение — отличное. В полёте через самолётный радиопеленгатор прослушали приказ Верховного главнокомандующего об освобождении Минска. «Хорошо отпраздновали», — пронеслась в голове мысль. Но радость оказалась преждевременной.