Вторая волна после 15-го состояла из русских и представителей других национальностей; это были семьи военнослужащих. И снова домыслы: их насильно вывозило из республики военное начальство. Надо быть или совершенно неинформированным, или иметь патологическую ненависть к своей армии, чтобы делать подобные выводы. Кому из офицеров хотелось бы увезти жену с детьми из бакинской квартиры в казармы городков какого-нибудь отдаленного военного округа?
Забегая вперед, стоит сказать, что эта вторая волна беженцев (первая была в 1988 году из Армении и Азербайджана) создала огромное число проблем. Где жить? На что жить? Были изъяты во временное пользование подмосковные базы отдыха, пансионаты и пионерские лагеря министерств и ведомств. Это «временное» решение растянулось на многие месяцы и даже годы. Государственная комиссия по чрезвычайным ситуациям правительства СССР в срочном порядке готовила предложения по решению проблем беженцев. В конце января уже было принято первое решение.
Подключилась комиссия Российской Федерации. Надо отдать должное, она работала оперативно и с полным пониманием трагичного положения этих людей. Беженцев стремились расселить и дать работу в городах России. Не все получалось, как хотелось, но реакция властей этой республики соответствовала российскому характеру. Правда, позже один из советников президента России, господин Станкевич (да-да, тот самый!), заявил, что «они» все делали не так. Надо было строить специальные города. Конечно, он, выскочив из кресла младшего научного сотрудника академического института и пройдя школу демагогии эпохи раннего периода «демократии», а также «выучку» на посту заместителя небезызвестного бывшего правителя Москвы Г. Попова, накопил большой опыт. Дороги Москвы, которые он обещал сделать идеальными, стали при нем не дорогами, а «направлениями».
Много было неприятных встреч с беженцами. Нельзя требовать вежливости от униженного. Годы жизни в одночасье ушли в небытие. Те же, кто это сделали, а затем пришли к власти на два года, остались абсолютно равнодушны по отношению к своим гражданам. Для них они были неполноценными гражданами республики.
Но вернемся снова в то время. В Большом Кремлевском дворце 18 и 19 января состоялось Всесоюзное совещание рабочих, крестьян и инженерно-технических работников. Это совещание проходило под лозунгом: «Перестройке — энергию дел». Как будто перестройка замышлялась не для дела! Вот такие парадоксы стали происходить на шестом перестроечном году. На самом же деле преобразования стали заходить в тупик, и надо было послушать людей из сферы материального производства, заручиться их поддержкой. На совещании присутствовали все члены Политбюро, секретари ЦК КПСС, заместители Председателя Совета Министров СССР. Как всегда, с докладом выступил генсек, в то время еще не президент страны, а только Председатель Верховного Совета СССР. Я не собираюсь в этой публикации подробно останавливаться на данном совещании. Оно освещалось в печати, да и тема нынешнего разговора о Баку имеет с ним только одну взаимозависимость — временную.
В ходе совещания поступали записки от представителей Армении и Азербайджана с просьбой предоставить им слово в связи со сложной ситуацией в их республиках. Было принято решение 18-го встретиться с этими делегациями после окончания заседания. Вечером на встречу остались не менее половины всех участников. И снова взаимные упреки: «Почему погромы идут в Баку, а чрезвычайное положение вводят в районах Армении? Почему центральная власть не пресекает погромы?».
Так прошел этот день. Утром 19-го перед началом второго дня совещания в комнате президиума обсудили имевшуюся на вчерашний вечер информацию о положении в Армении и Азербайджане. Ситуация была сложная, но теплилась надежда на лучший исход. Все надежды улетучились в 10 утра. Минута в минуту, как было принято, руководство страны выходило в президиум. В это время раздался звонок правительственной связи и один из помощников Горбачева сообщил ему, что звонит Е. М. Примаков из Баку и просит переговорить с ним.
— Нехорошо задерживать начало работы совещания, — говорит Горбачев, — переговори с ним, Николай Иванович, выясни, что там у него, а потом скажи мне. Мы же пойдем на совещание.