Выбрать главу

Журнал Наш Современник

Наш Современник 2006 #1

Андрей ВОРОНЦОВ ТАЙНЫЙ КОРИДОР Роман

Часть первая

За кладбищем были свалка, дорога, забор, красные особняки.

Кладбище лежало внизу, а особняки стояли на взгорке. Их разделял, как Стикс, овраг, наполненный мусором — строительным и кладбищенским. Пустыми глазницами взирали на это безобразие чисто вымытые окна особняков. Все это были резиденции, хозяева здесь не жили. А может быть, их оскорбляло соседство кладбища. Ходили слухи, что его скоро снесут, построят здесь фитнес-центр.

Тренажеры, сауна, бассейн.

Звонарев оглядел последний раз могилы отца и матери. Ну вот, прибрался, поправил, все в порядке. До свидания, мои дорогие! Он положил грабли на плечо и пошел в обратный путь.

Здесь, у бетонного кладбищенского забора, еще покоились с миром пожилые люди, а вот выше, на большой “новой территории”, лежал только “молодняк”: 16, 17, 18, 19 лет… Наркоманы. Проститутки. Самоубийцы. Неудачливые “братки”. “Удачливые”, то есть побогаче и постарше, лежали у главного входа, придавленные роскошными мраморными памятниками самим себе.

Звонарев шел по узкому проходу, с надгробных плит на него глядели полудетские лица. “Незабвенному Руслану”, “Танечке, самой дорогой и единственной”… Он не знал этих людей. Не знал и не мог знать. А вот прежде дети и молодые умирали настолько редко, что ему была известна история смерти каждого из них, похороненного здесь. Этого ударило током, этот утонул, этого сбила машина… Таких могил была дюжина на все кладбище. А сейчас…

Перед тем как свернуть на центральную аллею, Звонарев оглянулся на мрачно темневшую громаду особняков. В кронах кладбищенских деревьев кричали вороны. Над шпилями, островерхими крышами домов разлеглось облако в виде развратной, раздвинувшей пухлые ноги женщины. Она повернула к нему лицо и открыла мутные глаза. Тотчас по облаку пробежала ниточка молнии, запахло спичечной серой, разом стемнело, в темноте родился образ грома. Он плыл в страшной тишине, давил на сердце чугунной тяжестью, а потом совершенно неожиданно, беспощадно, оглушительно, протяжно ударил, отставая от собственного звука. Это было как артиллерийский залп. Звонарев зажмурился, вцепившись в ограду чьей-то могилы, а когда открыл глаза, поселка богачей уже не было. Ничего не было. Только кладбище.

Хлынул сплошной дождь.

* * *

Лет за пятнадцать до появления в небе облака в виде голой женщины по Москве прокатилась странная эпидемия самоубийств. Выбросился с 14-го этажа молодой карьерный дипломат. Вскрыла себе вены в ванне молодая, красивая, ухоженная женщина. Застрелился из охотничьего ружья перспективный работник Совета министров. Повесился преуспевающий “засекреченный” ученый. Звонарев тогда работал на “скорой помощи”. Он был там, где беда, а человеческие беды могут рассказать об обществе больше, чем сотни книг, газет и журналов.

Беда изменилась, стала иной, чем в 70-х годах. Беду ожидали. Люди перестали веселиться. Они смеялись только глядя юмористические передачи по телевизору. Жизнерадостны и веселы были только бандиты и кавказцы. Они приехали завоевывать этот город — любой ценой. Раньше убийства были большей частью нелепыми, а теперь убивали с неслыханной жестокостью и изощренностью. Появились вдруг во множестве проститутки. Они были частыми клиентками “скорой”, потому что их избивали в кровь неведомые сутенеры. Стало привычным иностранное слово “наркоман”.

Люди не стали жить хуже, они сами стали хуже.

Появились странные, мерзко пахнущие квартиры: одни были забиты под потолок аквариумами, в коих разводили редких рыбок на продажу, другие — переполнены породистыми собаками-производителями или кошками, третьи — заставлены телевизорами и громоздкими ящиками видеомагнитофонов, на которые переписывали фильмы с энергично, как автоматы, совокупляющимися мужчинами и женщинами, они чмокали, будто ели горячую кашу, и истошно стонали, словно им дергали коренные зубы. Отвратительный гнусавый голос переводил: “Хочешь, я тебя трахну?” — “Трахни меня, сволочь, трахни!”…

На лобовых стеклах машин, преимущественно грузовых, появился портрет Сталина: это была, вероятно, неосознанная реакция протеста на проникающий во все сферы жизни гнусавый голос.

Но никто не знал, что со всем этим темным, ползучим, неистребимым, как тараканы, смог бы сделать Сталин. Расстрелял бы, посадил? Порой сообщали об аресте, а то и расстреле какого-нибудь проворовавшегося директора магазина. Но мало у кого возникало после этого ощущение победы справедливости. Люди смутно понимали, что преступность была лишь следствием надвигающейся неведомой беды, но не понимали, в чем ее причина.

* * *

Однажды Звонарев приехал по вызову в “элитный” дом. На двери его был не какой-то там кодовый замок, а редкий в ту пору домофон. В просторном холле помещалась другая редкость — консьержка в застекленной будке.

У дверей квартиры Алексея встретила озабоченная моложавая женщина с опрятной прической. Она с некоторым удивлением оглядела его наряд — парадную офицерскую шинель поверх халата. Шинель эту за две бутылки водки Звонарев выменял у горького пьяницы капитана Мигайло, начальника медсанбата, в котором он проходил военную медицинскую подготовку. Дело в том, что форменные черные пальтишки, в которые одевали скоропомощников, были на рыбьем меху, у Звонарева уже появились признаки радикулита, и он решил утеплиться по заказу шитой шинелью. К тому же и мода тогда была у молодежи — ходить в военных шинелях. Но бравый вид Звонарева, сияние двойного ряда золотых пуговиц потрясли заведующего подстанцией, немолодого плешивого еврея. “Это что тут за белогвардейцы? — возмущался он. — Снимите это, наденьте форменное пальто, как положено”. “В Советской армии нет белогвардейских шинелей, — невозмутимо отвечал Звонарев. — А сниму я ее, когда вы мне выдадите нормальное теплое пальто”. Заведующий упорствовал, но и Звонарев стоял на своем. Помимо тепла шинель давала ему уважение со стороны больных и их родственников. Не просто врач приехал, а военный!

Вот и эта напряженная дама с вертикальной складкой на лбу как-то смягчилась, глядя на его шинель.

— Доктор, — сказала она, — не будете ли вы любезны сначала пройти со мной на кухню? Мне надо объяснить вам некоторые обстоятельства.

— Извольте, — в тон ей ответил Звонарев. Он уже примерно знал, что это за “обстоятельства”. Повод к вызову: “мужчина сорока лет, сильные головные боли”, а жена зачем-то встречает у порога, тянет на кухню. Стало быть, головные боли клиента — от пьянства. Но по телефону об этом сказать нельзя: клиент, вероятно, какой-то начальник. Огласка ему не нужна.

В просторной, сверкающей импортным кафелем, никелем и белой мебелью кухне дама усадила Звонарева на диванчик, сама села напротив, сцепив руки.

— Не желаете ли чаю, кофе? — спросила она вместо предисловия.

— Нет, спасибо. Может быть, потом, когда окажу помощь больному.

— Именно о… — она замялась, -… о больном я хочу с вами поговорить. К счастью, вы, как я вижу, бывший офицер, значит, есть надежда, что меня поймете.

Звонарев отвел глаза, прочистил горло.

— Слушаю вас.

— Могу ли я быть уверенной, что наш разговор останется между нами? Поверьте, я в долгу не останусь.

Звонарев поморщился. Как всегда, одно и то же! Чего она тянет кота за хвост? И так уже все ясно.

— Если тайна больного не связана с каким-нибудь преступлением и не представляет вреда для его здоровья, хранить ее — мой профессиональный долг.

— Но вы же должны записать все… в какую-то карту…

— В карте можно написать все общими словами. Но при условии, что мое лечение ему поможет и его не надо везти в больницу. В противном случае я должен писать все как есть, в подробностях.

— Едва ли ему поможет больница… я имею в виду — обычная больница. Может быть, ему нужно даже не лечение, а ваш совет. Мой муж полковник… одного важного военного ведомства. Он ждет высокого назначения. Возможно, скоро он станет генералом. Через несколько дней он должен выехать в командировку за рубеж…

— Послушайте, что вы ходите вокруг да около? — не сдержался Звонарев. — Ведь есть еще и другие больные! Давайте прямо: у вашего мужа запой?