Но для того чтобы российский суверенитет сыграл отведенную ему роль в уничтожении СССР и существовавшего в нем строя, нужно было придать этой идее практически работающий механизм. И он был создан в виде идиотского, с точки зрения нормальной логики, положения о верховенстве российского законодательства над общесоюзным. Другими словами, “часть” была объявлена стоящей выше “целого”. Это означало, что организационные, а с ними и материальные, финансовые и прочие ресурсы выходили из-под управления общегосударственного Центра, что фактически делало бессмысленным само его существование. Вот этого уже нельзя было, извините, не понимать до, во время и после голосования.
Тринадцатого июня 90-го года, рано утром, я провожал премьер-министра Великобритании М. Тэтчер в аэропорт. Она находилась с визитом в Москве и вылетала на открытие школы, построенной ее страной в разрушенном Ленинакане (в Армении).
Не успели сесть в машину, как она начала разговор:
— Господин Рыжков, я вчера вечером узнала по вашему телевидению, что российский парламент принял закон о суверенитете, и самое главное — о верховенстве российских законов над федеральными. Вы в курсе дела? Как Вы к этому относитесь?
— Да, конечно, в курсе, — ответил я. — Можно было бы согласиться с самим понятием “суверенитета”, так как Россия практически имела меньше прав, нежели другие республики Союза. Но никак нельзя оправдать его наполнение — в том числе верховенство республиканских законов над союзными. Это начало разрушения единого государства. Оно не сможет в этих условиях функционировать, тем более что вслед за Россией немедленно сделают то же самое остальные республики.
Так была поставлена точка в вопросе расчленения единого государства. Первый съезд народных депутатов Советской России стал главным разрушителем великой Державы, а новое руководство России выступило здесь в роли троянского коня. Воистину, великие государства создают великие люди, а разрушают презренные пигмеи.
(Продолжение следует)