Выбрать главу

5.10.97 г. С приветствием духа.

Ю. Кузнецов.

P. S. Касмынин умер — рак. Меня кинули на зава поэзией “Нашего современника”.

“Дорогой Виктор!

Твоей книжкой будет заниматься Александр Андреевич Трофимов. Ему и досылай новые стихи и фото (отчётливое). Думаю, что добавление новых стихов не шибко увеличит объём бумаги и деньги на выпуск книжки останутся в той же сумме. Срок выпуска будет зависеть от срока перечисления денег на издание и срока присылки дополнительных материалов от тебя.

Кожинов прочёл твои новые стихи и передаёт мне. Он одобрил несколько стихотворений. Я посмотрю. Присылай мне фото в адрес журнала.

Адрес: 103750 и т. д.

1 декабря 97 г. Твой Юрий Кузнецов.

Р. S. О себе сказать нечего. Суета, непонимание и шум”.

Дальше, как всегда, напряжение — литературное и житейское.

“Дорогой Виктор!

Всё получил. И стихи твоего приятеля, и “фото”. Но “фото” не могло подойти для печати, ибо — на газетной бумаге оттиск.

Обижался ты на Касмынина за стихи своего приятеля, теперь можешь обижаться на меня, потому что я мог отобрать только два стихотворения. Как их пристроить, подумаю.

Статью о Свиридове пристроить нет возможности: и ничего существенного ты о нём не сказал, да и не мог, ибо с ним встреч не имел, а его письма к тебе представляют ценность только для тебя.

Февральский номер “Нашего современника” с твоими стихами ты уже, вероятно, получил. Сильные стихи.

Самому мне жить невмоготу. Особенно заедает семья, вот тут уж полное, враждебное непонимание. Ну да ладно.

Работаю в журнале два дня: понедельник и среда, да и то с 12 часов. Вторник у меня Литинститут и ВЛК.

Сам не унывай. Твой Юрий Кузнецов.

23.02.98 г.”.

В таком же духе письмо от 22 февраля 1999 года.

“Виктор, приветствую тебя!

Признаться, я совсем разучился писать письма. И теперь я могу только сообщить то-то и то-то, и больше ничего, но так письма не пишутся. Поэтому не обессудь.

Два дня в неделю с 12 часов работаю в журнале, а во вторник часа три веду семинар по поэзии на ВЛК.

Нагрузка небольшая, денег хватает на хлеб и водку. Зелёный змий одолевает, иногда — неизбежно, иногда по моей беспечности.

Прошлой осенью, когда выдавали соответствующий диплом и значок, я вдруг обнаружил, что уже два года я академик. Академий (разумеется, ложных) нынче развелось тьма, но эта Академия — российской словесности — создана при Екатерине II в 1783 году. Ныне восстановлена, после 1917 года. Право, не знаю, как относиться. К тому же и В. Распутин, и В. Белов тоже академики. А Валентин Устинов сам себя назначил президентом Академии поэзии. Каково? Впрочем, ему далеко до Председателя Земного шара. Вот что, между прочим, творится в Москве.

Здоровье у меня шатается только с похмелья. А так пишу, думаю, читаю и пишу. В марте выйдет моя новая книга, но мизерным тиражом. Я её тебе пришлю.

Помнится, когда я сломал ногу, тоже левую, и сидел дома, то отрастил бороду. Не вздумай этого сделать: постареешь.

Кожинов в трудах, но попивает. Он был у меня на дне рождения. На столе была красная икра и молочный поросёнок (я тряхнул на полторы тысячи одного приятеля-предпринимателя).

Не знаю, следишь ли ты за “Нашим современником”, хотя бы в уездной библиотеке, но я в прошлом году три раза в нём печатался. В N 4 — перевод “Слова о Законе и Благодати” митрополита Иллариона (думаю, перевод превосходит подлинник), и ещё свои стихи в N 10 и N 11-12.

Ладно. Держись. Бог тебя испытывает, а дьявол не дремлет. Я-то сам держусь (особенно с похмелья) из последних сил, я не преувеличиваю. Так что всем тяжко.

Жду твоих стихов. Обнимаю. Твой Ю. Кузнецов”.

В начале 2000 года Кузнецова заботила судьба поэмы о Христе.

“Виктор, здравствуй!

В мартовском номере “Нашего современника” вышла подборка твоих стихов. Новых твоих стихов редакция ещё не получала.

Насчёт “Антологии русской поэзии ХХ века” не знаю, наверное, в каких-нибудь магазинах есть. Не смотрел. Москва не Галич, в котором всё под боком.

Посылаю газету с моей поэмой. На прописные буквы не обращай внимания, кроме как в начале. Идиот Бондаренко своевольно ввёл прописные буквы, и в двух местах вышла на Христа пародия: там, где обыватели называют Христа чудовищем и тут же Он… и в эпизоде со стрекозой. Палец ведь фаллический символ: такая была эпоха. В общем, не обращай внимания. Правда, в апрельском номере “НС” поэма выйдет так, как написано мною.