И нам казалось в миг тот самый -
ты помнишь это, старина? -
что мы целуем руку мамы,
которая на всех — одна.
И как ее благословенье
нам был наш стяг… И потому
мы становились на колени,
чтобы притронуться к нему.
И все-таки боевой офицер Викулов, вернувшись с войны, пишет чаще не о фронтовых буднях, не о боях, а о драматических судьбах деревенского люда, о женщине русской, оставшейся без мужика, выдюжившей в голоде и в холоде, вырастившей детишек, надорвавшей силы в непомерном труде. Вот она, послевоенная деревня, с которой столкнулся, придя с фронта, ее кровный сын и заступник, вот оно, женское послевоенное “веселье”, где даже гармонистом (научила всему нужда) — “толстушка Христя”.
А тоска велика, без меры.
Встанут в круг, подперев бока, -
сами дамы и кавалеры,
ни единого мужика.
Русские женщины! Вряд ли кто еще после Некрасова сумел с такой любовью и болью воспеть их — честных и чистых вдов и матерей, великих терпеливиц и тружениц.
Шестьдесят верст от пристани, утопая в грязи, в дырявой обутке тащат они мешки с зерном на своих плечах в колхоз.
— Горстку сжевать бы…
Ты слышишь, Елена?
Горсть?…
— Не дразни, сатана! -
Русские бабы
в грязи по колено
тащат в мешках семена.
И вот она уже на пенсии: “вся в поту, в пыли, простоволоса (кожа облупилась на носу), Анна в этот вечер с сенокоса поздно приплелась — в восьмом часу…”. И дочка, отсидевшая день в конторе, упрекает мать: “Горе мне с тобой… Эдак хрястать, эдак убиваться из-за чашки-кружки молока…”. На что мать резонно отвечает: это для тебя, доченька, держать корову — обуза, а для меня — радость. Ведь если бы не она, разве выжили бы мы в голодные послевоенные годы? Так что полежи на диване, а я пойду буренку подою…
Ах, как быстро забыли мы прошлое! Что нам до того, что от Бреста до Волги полстраны было сметено ураганом войны, вместо деревень торчали печные трубы, вместо городов — развалины. И все это надо было восстановить, и восстановили, возродили неимоверными усилиями, и это бабы, в большинстве деревенские, таскали на себе кирпичи и цемент, бревна и шпалы, жали, молотили, лопатили зерно на току.
Какие две самые главные даты запомнил солдат, пришедший с войны? Конечно же, День Победы. А еще — и вряд ли понять нашему поколению — день отмены карточек на хлеб. Врезалась эта картина в память солдату-фронтовику на всю жизнь. Вот стоит он с сынишкой, изголодавшимся за войну, у прилавка. Вон пряники, конфетки, игрушки приберегли к этому дню. Но… хлеба просит сынишка, не сводя голодных глаз с буханки.
Я растерялся:
— Экой ты упрямый!
А хочешь карандаш, красивый самый?…
Не хочешь? Зря. Завидовали все бы!
Я, батька твой, такого не имел…
Так что ж тебе купить-то, парень?
— Хлеба! -
сказал он в третий раз.
И заревел.
Ах, как знает село, глубинку в смысле обычаев и нравов Викулов, как естественно возникает в его стихах, например, застолье в День Победы, где бабы, сидя рядом с Иваном Васильевичем, кузнецом, вернувшимся с фронта (одиннадцать ранений!), подносят ему граненый: “Вот тебе от нас награда…”.
И он принимает её:
Не потому, что жаден я до водки,
а потому, что за душу взяло
такое вдруг!… Эх, села да высотки,
солдатские ботинки да обмотки…
Ну, выпил — и немного отлегло.
Больше всего печалит поэта, что исчезают сегодня деревни с лица земли. Последний, самый “ядерный удар” нанесла по деревне “перестройка”. И теперь мы видим заросшие бурьяном поля, разоренные коровники, онемевшие улочки и посады, на которых раньше кипела — счастливая и слезная — жизнь, звенели гармони, распевались частушки и песни, одна другую сменяла страда.
Россия, пора к тебе возвращаться! — взывает поэт. Он, человек государственный, понимает, что без крестьянства страна обречена.
Снялись навеки с той земли
и, скрипнув, улетели стаями
колодезные журавли;
сады над речкой отцвели,
дымы над крышами растаяли…
Ушли в небытие тысячи и тысячи русских деревень.
Поэт прослеживает, как унижали и уничтожали деревню то один, то другой режим. Одно из самых страшных зол, которое доконало крестьян, — пьянство. Власть потворствовала ему. Сельские магазины ломились от ящиков с водкой, бутылки выдавали даже без денег, под расписку, до получки. А уж в получку…
Гуляют! Пьяным — море по колено.
А это значит — побоку наряд!
А вечером под дождь попало сено,
Коровушки не доены стоят,
Не загнаны, не поены телята,
Забыто и про это, и про то…