На первый взгляд, вышедший на арену и созревший в годы перестройки малый народ за 90-е годы добился успеха. Ему удалось в значительной мере ослабить патерналистский характер государства и произвести экспроприацию собственности у большинства населения, перераспределив соответственно и доходы. Но окончательной победы добиться не удалось — в частности, и по причине слишком устойчивого культурного генотипа российской армии. А главное, большинство населения так и не поняло истинного смысла слова “демократия” и не считало, что оно — не народ. Как не считало особым народом ни “новых русских”, ни интеллигенцию. Прежние представления в сознании большинства не были поколеблены, оно продолжало считать, что “можно договориться”. Так и возникла необходимость во втором раунде революции, чтобы привести и охлос, и государственный аппарат в чувство.
Суть задачи теперь излагается нашему непонятливому охлосу открытым текстом. Известный американский политолог Фрэнсис Фукуяма в интервью газете “Suddeutsche Zeitung” (05.10.2004) говорит: “Большинство россиян проголосовали за Путина и его партию. Создается впечатление, будто российское общество решило, что оно сыто свободами девяностых годов и теперь хотело бы вернуться к более авторитарной системе. Но ведь мы хотим не просто демократии большинства, а либеральной демократии. Именно поэтому Запад должен поддержать демократические группы в России”.
Нам указали на ошибку. Мы считали себя народом, а демократию — властью большинства народа. Поэтому кое-кто даже удивлялся тому, что Запад явно поддерживает ничтожное меньшинство — какие-то “демократические группы в России”. Да не нужна ему никакая “демократия большинства”. Революцию приходится продолжать в более жесткой “оранжевой” форме именно потому, что и российскому демосу, и его западным покровителям нужна демократия меньшинства — “либеральная демократия”. Чтобы не производить дорогостоящей замены всех институтов, служащих декорациями такой демократии, проще возбудить на время новую революционную толпу, придать ей звание “народа” — и волею этой толпы (независимо от реальных итогов выборов) вручить власть специально подобранной команде.
Поскольку пересмотра культурных оснований у большинства жителей России не произошло (они были лишь дезактивированы и “рассыпаны”), осознать свою ошибку и извлечь уроки оно не смогло. И в открытом столкновении с демосом в момент “оранжевой” революции большинство этому демосу проигрывает, что и показал очень красноречиво опыт Украины и Киргизии. Большинство считает, что обе вступившие в политический конфликт части населения являются частями одного народа и имеют право на одинаковый доступ к демократическому волеизъявлению. А демос и те, кого в него приняли на Майдане, считает, что голоса охлоса ничего не стоят, незачем их считать и о них спорить, а надо совершать революцию и отодвигать охлос от власти, которую он пытается узурпировать, размахивая своими избирательными бюллетенями. И сила этого демоса, даже если он невелик, заключается в его поддержке “мировым сообществом” и в слабости власти, которая обязалась не выходить за рамки “демократических” норм.
Р. Шайхутдинов пишет, анализируя опыт Киргизии в сравнении с “оранжевой” революцией: “Здесь снова, как и на Украине, сработала демотехника - техника работы с народом, создания народа и “увода” народа, из-за чего любая власть теряет опору и рушится. Какие условия для этого должны выполняться? Прежде всего государство должно признать, что оно демократическое. Значит, оно не может противостоять народу. Оно должно выполнять волю народа, не может ни быть антинародным, ни тем более стрелять в народ, когда он стремится заявить свою волю”.