— Какое дело?
— Секрет, тезка. Но тебе скажу. Робу гражданскую раздобыть надо, чтобы в город мотаться. А то вот сидим тут, морпехота, как кочета в пустом курятнике. Скучно, так ведь?
— Наверное, — согласился Ива.
— Но в подштанниках-то на свидание не пойдешь. — В палате рассмеялись. — Срам один получится, тезка, точно?
— Точно.
— Так вот, взялся твой дружок, который с плохими отметками, помочь, и нет его. Наладь связь, за нами не пропадет, морпехота трепаться не любит.
— Хорошо. Я скажу ему сегодня же.
— Только, тезка, без ля-ля, ладно? Ша и точка! Сам понимаешь — дисциплина; прознает начальство, заметет это дело и поставит нас всех на мертвый прикол. И будет еще скучнее, хоть мы люди и веселые…
В тот же вечер Ива нашел Ромку и передал ему все, о чем говорил Каноныкин. Ромка сразу же начал отпираться:
— Ты что говоришь?! Какой моряк?! Что я ему обещал? Отвяжись от меня!
Но Ива не отвязывался, и Ромка вынужден был сознаться:
— Ну обещал. А тебе какое дело?
— Обещал, значит, сделать надо.
— Ты кто такой, что мне приказываешь?
Разговор получился бестолковый. Ромка то отнекивался, то старался переменить тему, то даже пытался убежать. В общем, Ива понял, что Ромка хочет сам выполнить ответственное поручение моряка и обойтись в этом деле без помощников.
— Человек понадеялся на тебя, а ты…
— Что я?! Я все сделал, — Ромка сплюнул, посмотрел на Иву исподлобья. — Ты с Минасиком сто лет делал бы. А я раз-два, и готово. Две тысячи надо.
— Две тысячи?!
— Ва! А ты что думал — два рубля? Пиджак будет, брюки будут коверкотовые, плащ, рубашка с галстуком и даже кепка. Ботинки у него свои есть. Между прочим, очень приличные вещи я достал и по дешевке.
— Где ты их раздобыл?
— Где, где… Твое какое дело?.. У Никагосова. У него там, в подвале, как комиссионный магазин. Раньше только покупал, сейчас только продает. Правда, дорого не просит…
Оставшаяся часть поручения была выполнена за какой-нибудь час. Передавая деньги, Каноныкин сказал Иве:
— Послушай, тезка, сюда барахлишко тащить не надо. Это дело засекут в два счета и сделают конфискацию. В такой робе, — он потряс серый госпитальный халат, — выйти за ворота — раз плюнуть. Только вот где сменку одеть?
Тут Иву осенила гениальная мысль. Старая кухня! Чего же лучше? Там и одежду держать можно, кто туда сунется? Но как Каноныкин по стенке вскарабкается из нижнего двора?
— Чудак! — рассмеялся Каноныкин. — Да я тебе куда хошь залезу. Чтоб моряк да не залез! К сапожкам своим гипсовым я уже попривык. Третий месяц в этой обувке хожу. — Он распахнул халат, поглядел на ноги, постукал ими друг о дружку.
Ива тоже посмотрел на шершавые потемневшие гипсовые повязки. Края их разлохматились, светлыми латками выделялись места бывших «окон». Вокруг них повязки были серовато-коричневыми от йода и запекшейся крови.
— Что, красивые сапожки? — усмехнулся Каноныкин. — Хорошо, что так обошлось, а то перебирал бы сейчас культяхами, а война без меня бы шла… Так ты говоришь, залезть на кухню можно так, что никто и не заметит?
— Да! Нас давно погнали бы, если б увидели, что лазим туда.
— Ну тогда порядочек! Значит, погуляем. А то здесь, тезка, такая скукотища, помрешь от нее, и точка. И на фронт не пускают, хотя дела там тревожные. Прет немец. Невозможно как прет!..
Купленная у Никагосова «сменка» пришлась Каноныкину впору. Он стоял посреди заваленной хламом старой кухни и сетовал на то, что нет зеркала.
— Считай, три года себя в гражданском не видел, — говорил он. — Как на флот пошел, так и не брал пиджака в руки. Ну что, братишки, фартовый видок, а?
Минасик, Ива и Ромка оглядели Каноныкина со всех сторон и заверили, что вид у него вполне фартовый.
— Вы вот что: кают-компанию свою в порядок привели бы, — сказал Каноныкин. — Мебелишку ломаную в угол свалите, мешать не будет, на середину стол вот этот выдвиньте, он пока еще дышит, стулья, которые не на трех ногах. Паутинку обдерите, и будет морской порядочек…
Одежду повесили в старый, полуразвалившийся гардероб, дверцы его связали проволокой. Назад по стенке Каноныкин соскользнул ловчее всех, пожал руки своим новым друзьям и еще раз предупредил их:
— Только ша, корешки, без ля-ля, чтоб не расстраивать лишний раз товарища главврача…
Однажды вечером, когда Ива дежурил у телефона, Ордынский вышел из своего кабинета, прикрыл выкрашенную белой краской стеклянную дверь и, глянув на Иву, спросил: