Опять был вызван Янек.
— Какой-то всезнающий Янек, — улыбнулась Анна.
— Нет собаки, — сообщил Стефан.
— Откуда вы узнаете все это?
— Сынишка у меня постоянно туда лазит. Того и гляди, голову себе свернет. Все за малиной да за крыжовником.
Мы перешли к делу и предложили ему точно изучить всю обстановку.
— Зачем?
Мы посвятили его в свои планы.
— Вам придется быть на огороде, когда наши подъедут, сразу распахнуть ворота и, как только карета въедет во двор, закрыть их. Увоз состоится ночью. Револьверы перебросим через забор поблизости от дерева, а вы, выпустив наших и закрыв ворота, перелезете через забор и отнесете оружие к себе. Но как вы выберетесь из огорода? — вдруг перебила Анна самое себя.
— Ну, Янек перелезает, а я не перелезу!
— А как у вас с казаками и солдатами?,
— К нам, в рабочие поселки, они неохотно заглядывают.
— Ну, ладно. В этот же день мы оружие от вас сплавим.
Анна до того расчувствовалась, что у нее явилось желание приласкать Янека, выручившего нас. Но я воспротивился этому: мальчик не должен был знать о нашем визите.
— Мы вас заранее предупредим, когда надо будет дежурить на огороде.
И, попрощавшись с Стефаном, мы направились обратно в город.
— Как будто все налажено, — подвела Анна итог нашей экскурсий.
Наше появление на заседании Центрального комитета удивило всех. С того момента, когда Центральный комитет отнесся так скептически к проекту Вита, мы на заседаниях не бывали. Все были уверены, что мы пришли, так сказать, с повинной, с признанием, что мы увлеклись фантазией.
— Ну, что? — ехидно спрашивали нас.
Мы не торопились с ответом и терпеливо ждали, пока все соберутся.
— Вот услышите.
Когда все собрались, я начал свой доклад с требования, которое сразу приковало внимание всех.
— Надо, чтобы Центральный комитет заранее составил воззвание к рабочим об освобождении десяти смертников. Предлагаю это воззвание озаглавить «Наша амнистия»[1].
— Не увлекаетесь ли вы? — с сомнением в голосе спросил Ян.
— Как будто нет. Проверьте. За этим мы и пришли. — И я подробно доложил о всех наших приготовлениях.
И прежние скептики изменили свое отношение к делу, убедившись, что это именно дело, а не фантазия.
Вдумчивый Ян сразу нащупал слабое место:
— А с кучером, с кучером что вы сделаете?
Мы передали содержание нашей беседы с Марцелием.
Всех, так же как и нас, не удовлетворил его ответ.
— Надо его вызвать. Это самое слабое место.
Дальнейшее обсуждение вопроса было отложено до прихода Марцелия, за которым отправилась Анна.
Его попрежнему раздражало то, что «такими пустяками» отвлекают от дела.
— Чорт знает что! Выполнение такого рискованного и ответственного дела вы доверили нам, а обезвреживание какого-то плюгавенького тюремного кучера считается настолько серьезным, что весь Центральный комитет занимается этим. Я же сказал, что мы это берем на свою ответственность.
Заметив, что этот ответ нас не удовлетворил, он еще более раздраженно добавил:
— Ну, что я вам могу сказать? На козлах сядут наши. Кучер будет посредине. Таким образом контроль за каждым его движением будет неустанный. А там видно будет... Найдется же по дороге глухой переулок, где можно будет сделать с кучером все, что понадобится.
Он был так уверен в этом, что эта уверенность передалась и другим.
— Ну, ладно, — сказал Ян. — Что же еще нужно?
— Вот что. Надо, чтобы Болеслав от имени Центрального комитета перед самой отправкой в тюрьму сказал нашим несколько теплых слов и успокоил насчет их семей в случае неудачи предприятия.
Марцелий был прав, но в тот момент настроение всех, несмотря на то, что кончились лишь приготовления, было настолько бодрое, что я серьезно сказал ему:
— Я и вам прочитаю напутствие.
— А я вас пошлю к чорту.
Приготовления были закончены. Оставалось только назначить срок выступления.
Весь этот день мы посвятили тщательной проверке всех мелочей. Все было готово. Вечером мы присутствовали на генеральной репетиции. «Ротмистр», «старшой», «полицейские», одетые в форму, поглядывали не без насмешки друг на друга.
— Только рожи подгуляли, — заметил офицер-инструктор.
«Рожи» действительно мало подходили к ролям. Кое-кто предложил прибегнуть к гриму, но всем это показалось излишним.
— Сойдет и так. Пустое! Рожи уж, наверно, проверять не будут. Не до того им будет.
— Еще бы, «пошевеливайся», — на этот раз правильно произнес Юр. — Это их заставит побегать. Некогда будет всматриваться в лица.