У Надежды Константиновны об этих днях остались другие воспоминания:
«Мы много гуляли и ходили на необычайно красивое озеро Чарны Став. Все мы очень привязались к Инессе. Она всегда была в хорошем настроении».
Писатель Иван Попов в беседах развивал мысль, что у Крупской были свои отношения с Инессой. Женщины были очень близки по взглядам.
«Я ее полюбила почти с первого знакомства. По отношению к товарищам в ней есть какая-то особая чарующая мягкость и нежность», — писала Инесса о Надежде Константиновне в письме к Ленину.
Им было о чем поговорить с Надей. В том числе и о болезнях. Соратницы по революционной деятельности теряли здоровье в тюрьмах, в ссылках, скитаясь по чужим странам и городам. Зимой 1915 г., проводя свои дни в одиночестве в Кларане, Инесса вспоминала задушевные беседы с Надеждой Константиновной о самом главном в жизни женщины — о семейном счастье. Ей непременно нужно было изложить это все на бумаге для брошюры. Она так увлеклась работой, что не сразу услышала стук в дверь. Снова принесли письмо от Ленина. Она со вздохом досады вскрыла конверт с характерным летящим ленинским почерком:
«Дорогой друг!
Нет ли у Вас знакомой француженки-социалистки? Переведите ей (якобы с английского) мои замечания. А также Ваши предложения насчет “свободы любви для женщины” и оправдания “мимолетной страсти”. И посмотрите на нее, послушайте ее внимательно: маленький опыт, что скажут люди со стороны, каковы их впечатления, их ожидания от брошюры?»
Он опять о ее брошюре! Почему бы хоть из вежливости не спросить, как она переносит одиночество, разлуку с детьми? Нет, только дело! Только дело!
Инесса вспомнила, как однажды меньшевик Федор Дан, потеряв самообладание, воскликнул: «Ленин губит партию... Какое счастье было бы для партии, если бы он куда-нибудь исчез, испарился, умер...» В ответ большевичка Зинаида Невзорова, жена Глеба Кржижановского, поставила Дану ловушку: «Как же это так выходит, что один человек может погубить всю партию и что все бессильны против одного настолько, что должны призывать смерть в сообщницы?» Дан с раздражением ответил: «Да потому, что нет больше такого человека, который все 24 часа в сутки был бы занят революцией, у которого не было бы других мыслей, кроме мысли о революции, и который даже во сне видит только революцию. Подите-ка справьтесь с ним!»
Вспомнив эту сценку, Инесса хихикнула. Характеристика Дана была абсолютно точной. Ленин круглые сутки думал только о революции. Так же как и Надя. Но Инесса так думать не могла. У нее — дети, пятеро детей. Свою жизнь она готова была пожертвовать революции. Но не жизни своих детей. Когда она однажды в разговоре сказала об этом Ульяновым, Владимир Ильич как-то резко прервал разговор. Он так пристально посмотрел на нее, что она даже смогла прочесть в его взгляде то, о чем он в эту минуту подумал. Инесса готова была поклясться, что мысль его была о том, что он правильно поступил, выбрав в свое время в жены Надю. Крупской бы такое даже в голову не пришло — ставить личное выше общественного.
Они обе — и Надежда Константиновна, и Инесса — были его самыми лучшими, самыми надежными сотрудницами. Крупская — идеальным секретарем, Инесса—блистательной переводчицей. Впервые он оценил ее способности в этом качестве, когда она синхронно переводила его речь на похоронах супругов Лафарг — дочери Карла Маркса и ее мужа.
Возможно, Инесса привлекала его также своим темпераментом, ярким обликом, который навсегда запоминался всем, кто хотя бы раз ее видел. Большевик Григорий Котов вспоминал после смерти Инессы: «Товарища Инессу я увидел в первый раз в Париже в 1912 году. Как сейчас вижу ее, вышедшую от наших Ильичей. Ее темперамент мне тогда бросился в глаза. Это был горячий костер революции, и красные перья в ее шляпке являлись как бы языками этого пламени».
И все же самое ценное для Ленина — ее надежность и преданность делу. К тому же она проявляла незаурядные организаторские способности. Инесса блестяще справилась с организацией учебного процесса в школе Лонжюмо. И четко выполняла все задания, не важно, крупные они были или мелкие.
Так было все же что-то между Лениным и Арманд? Молодой журналист, будущий известный писатель Лариса Васильева несколько раз задавала этот вопрос Ивану Федоровичу Попову, который много лет провел в эмиграции, общаясь и с Лениным, и с Инессой.
— Я свечу не держал, — отрезал старый большевик10.
Надежда Константиновна оставила для потомков свое объяснение близости Инессы Арманд к семье Ульяновых.