«Уютнее, веселее становилось, когда приходила Инесса... она была хорошая музыкантша... очень хорошо играла многие вещи Бетховена. Ильич особенно любил “Патетическую сонату”, просил ее постоянно играть — он любил музыку».
Крупская вспоминает, что Инесса собиралась остаться в Кракове и выписать детей из России. Надежда Константиновна даже ходила вместе с ней искать квартиру. Но неожиданно уехала в Арозу, небольшое курортное местечко в Швейцарии — за тысячу километров от Кракова.
Надежда Константиновна объясняет этот внезапный отъезд тем, что в Кракове Инессе негде было приложить свою энергию, что краковская жизнь была очень замкнутой и немного напоминала ссылку.
Но из письма Инессы к Ленину, написанного в начале декабря 1913 г., становится очевидным, что она уехала из Кракова не по своей воле. Но почему? По какой причине? По инициативе Ленина. Почему же он попросил ее уехать из Кракова?
Я рискну предположить, что краковский период подвел их с Инессой к опасной черте, за которой должен был начаться адюльтер. Инесса, как мы знаем, любовных треугольников не признавала. Ленин должен был расстаться либо с Крупской, либо не допускать развития отношений с ней. Думаю, Ленин первый вариант вообще не рассматривал, а второй был очень труден для обоих, пока Инесса оставалась рядом. Они проводили вместе слишком много времени.
Когда Инесса была в Кракове первый раз, Ульяновы поселили ее в том же доме, где арендовали квартиру сами, на только что отстроенном втором этаже. У Ленина там была комната, которой он пользовался как кабинетом. Но тогда Инесса пробыла у всего два дня и вместе с Георгием Сафаровым двинулась в сторону российской границы для выполнения столь же важного, сколь и опасного партийного задания. Во второй свой приезд в Краков Инесса сняла жилье в новом, более благоустроенном многоквартирном доме, по улице Любомирского, куда переехали Ульяновы. Каждый день революционеры отправлялись на многочасовые пешие прогулки. Крупская вспоминает, что их троицу соратники называли «партия прогулистов», в отличие от остальных товарищей, которые образовали партию «синемистов». «Синемисты» отвлекались от работы, посещая синематограф. «Прогулисты» вышагивали десятки километров. В Кракове было что посмотреть. Но особенно им нравились прогулки в Вольском лесу и в лугах. Луг по-польски — блони. Позднее Инесса придумает себе литературный псевдоним — Блонина.
Находясь с товарищами в Кракове, Инесса подумывает, где ей осесть. Рассматривается и вариант Парижа, но там, как пишет Инесса Александру Евгеньевичу, у нее почти не осталось связей. «Большинство людей, которых я знала, уехали из Парижа или умерли». Потом Инесса просит Александра привезти детей в Вену, а ей прислать деньги на банковский счет Надежды Константиновны.
С Александром отношения больше чем дружеские. Инесса чувствует к нему родственную близость. И чуть-чуть проглядывает в ее письмах женское кокетство. Она обращается к нему как к папочке, который ни в чем ей не откажет. «Побалуй меня, немножко, пожалуйста. Пришли мне карамели и даже немного красной икры, если сезон еще не закончился». Она дает ему поручение — заехать к ее сестре Рене и забрать у нее свое «выпускное свидетельство». 22 ноября Инесса сообщает, что деньги получила. Просит привезти к Рождеству детей в Краков, где она, возможно, останется. В середине декабря неожиданно для всех Инесса уезжает из Кракова. Сначала в Азору, маленький швейцарский курортный городок, а оттуда в Париж. Из Парижа она пишет Ленину письмо, которое было найдено в Центральном партийном архиве в начале перестройки и наделало много шума среди историков и журналистов.
«Дорогой, вот я и в vine Lumiere, и первое впечатление самое отвратительное. Все раздражает в нем — и серый цвет улиц, и разодетые женщины, и случайно услышанные разговоры, и даже французский язык. А когда подъехала к boulevard St. Michel, к орлеанке и пр. воспоминания так и полезли изо всех углов, стало так грустно и даже жутко. Вспоминались былые настроения, чувства, мысли, и было жаль, потому что они уже никогда не возвратятся вновь. Многое казалось зелено-молодо — может быть, тут и пройденная ступень, а все-таки жаль, что так думать, так чувствовать, так воспринимать действительность уже больше никогда не сможешь, — ты пожалеешь, что жизнь уходит. Грустно было потому, что Ароза была чем-то временным, чем-то переходным, Ароза была еще совсем близко от Кракова, а Париж — это уже нечто окончательное». (Инесса здесь имеет в виду явно не географические координаты. Ароза от Кракова находится на расстоянии 1237 километров. От Кракова до Парижа — 1540 километров. Разница в 303 километра сама по себе не может служить неодолимым препятствием.)