«Моя милая, дорогая, любимая! Дорогая моя, мне тоже так хотелось бы вас всех видеть, родных моих детей, и я никак не могу примириться с мыслью, что вы не сможете приехать ко мне нынешним летом. Что же касается того, чтобы ты провела всю зиму со мной за границей, я считаю, что, как бы мне ни было тяжело здесь одной, было бы настоящим преступлением с моей стороны на это согласиться. Не надо вырывать тебя из русской почвы — нужно, чтобы ты там развивалась, там пустила корни, потому что именно в России тебе предстоит жить и работать».
В другом письме Инесса напишет, что в эмиграции человек живет без корней. Ее спасает от тоски только непрерывная «толкотня». Это выражение Крупской. Что это за «толкотня»? Чем конкретно Инесса и ее товарищи заняты в Европе? Читают марксистскую литературу, обсуждают прочитанное и пишут сами. Пересылают друг другу написанное и прочитанное. Много хлопот по изданию брошюр и газет. Горы бумаг. Бесконечные дискуссии в письмах и при очных встречах. Частые совещания социал-демократов по всей Европе, и всюду нужно успевать, чтобы твердо отстаивать линию большевиков в непрерывном идеологическом противостоянии. Сколько раз она по его требованию переезжала с места на место! Переезды, переезды... Инесса уже сбилась со счета, сколько раз после вынужденного бегства из России она меняла страны, города, отели, квартиры. Как же она устала от этих скитаний! Эти поезда. Эти лошади. Эта бесконечная возня с сундуками и чемоданами. Собери — разбери. Разбери — собери. Когда дети были маленькими, с Инессой ездила их няня — Савушка. Крепкая женщина средних лет, ловкая и преданная семье, она во всем помогала Инессе. Но теперь Инесса обходится без прислуги. Вроде бы путешествует налегке, а на самом деле вещей — гора. Одежда демисезонная, летняя и домашняя, дорожные несессеры, книги, рукописи. Бумаги — это самый ценный багаж. Переводы, которые она делает для Ленина, ее собственные статьи для журнала «Работница», рефераты и тезисы выступлений. Иногда ей приходилось выступать вместо вождя по его мандату. Это бывало в тех случаях, когда он ожидал отпора от аудитории. Тогда он уговаривал Инессу заменить его на трибуне, потому что, как он говорил, ее французский и английский языки безупречны. А ведь очень важно, чтобы аудитория точно понимала оратора. Если же опасности нет и Ленин выступает сам, то она переводит текст его речей.
«Дорогой друг! Я собираюсь выступить на съезде швейцарской партии... с приветственной речью. Текст прилагаю. Очень просил бы Вас перевести его на французский на случай, что не разберете мазню черновика, добавляю переписку двух наиболее грязных мест. Если паче чаяния не можете сделать этого, телеграфируйте, пожалуйста (Uljanow — Kammerer — Spiegelgasse, 14). Если можете, ответьте тотчас открыткой о получении этого письма и о том, когда кончите и когда пошлете перевод, чтобы я его получил в пятницу, ибо я очень боюсь опоздать: времени мало, а почтовые сношения с Зеренбергом плохи».
Подобных писем Ленин написал ей десятки. Он буквально бомбардировал ее посланиями по поводу важного поручения — прочитать доклад от имени ЦК на объединительной конференции в Брюсселе в июле 1914 г.
«По поручению ЦК обращаюсь к тебе с просьбой согласиться войти в делегацию. Подробнейшую тактику выработаем. Если есть малейшая возможность устроить детей на 6—7 дней (а то и меньше, ибо конференция 3 дня), то я бы просил тебя согласиться. Ты хорошо знаешь дела, прекрасно говоришь по-французски, читаешь “Правду”».
Она еще не успела ответить, когда принесли следующее письмо от Ленина:
«Dear friend! Я ужасно боюсь, что ты откажешься ехать в Брюссель, чем поставишь нас в совершенно невозможное положение. И вот я придумал еще один “компромисс”, чтобы ты уже никак не могла отказаться.
Надя думает, что твои старшие дети уже приехали и ты легко сможешь на 3 дня оставить их (или взять Андрюшу с собой)».