Мы все же люди тогда вперили в печать, в том числе и в районную. В том же колхозе “Победа” во время моей очередной командировки туда колхозники пожаловались мне на действия председателя Зыба. Вопреки решению общего собрания колхоза Зыб решил присвоить себе новый двухквартирный дом, построенный для колхозных специалистов. Понимая неправомочность своих действий, он начал проводить собрания по бригадам, склонять людей к пересмотру принятого сообща решения. А затем ночью, втайне от людей, Зыб перетащил вещи из добротного старого дома, построенного для него на колхозные средства, в новый более просторный и комфортабельный дом. Я написал фельетон “Воровское новоселье”, но главный редактор Николай Максимович, будучи членом бюро райкома партии, предложил бюро обсудить изложенные мною факты до публикации. Бюро райкома срочно командировало в “Победу” партийную комиссию.. Факты подтвердились. Зыб получил строгий выговор с занесением в учетную карточку и был предупрежден о несоответствии занимаемой должности, Дом вернули специалистам. Но мой фельетон так и не увидел свет. Расстроенный в лучших чувствах я уезжал в Москву сдавать вступительные экзамены на факультет журналистки МГУ. Вопреки абсолютному пессимизму моих дорогих коллег по районке, я сдал экзамены успешно и был зачислен в первую в истории факультета группу журналистов-международников, пишущих на иностранных языках. Еще до первого сентября в наш дом пришла открытка, в которой сообщалось, что я зачислен студентом Московского государственного университета имени М.В.Ломоносова и выражалась благодарность родителям за воспитание сына. Подпись: ректор МГУ, академик Рэм Хохлов. Мать плакала и целовала ту открытку, а я собирал вещи в дорогу, смеялся и убеждал маму в том, что при всем желании один, даже очень важный человек лично подписать более десяти тысяч открыток родителям новых студентов МГУ не мог. До конца своих дней мать благодарила Советскую власть за то, что она дала бесплатное образование всем ее детям.
УНИВЕРСИТЕТЫ
Чтобы понять душу университета, надо не только учиться в нем, но и жить. Первые два курса мы жили в общежитиях по Ломоносовскому проспекту. Затем на три года нашим домом стало высотное здание на Ленинских горах. Это самое величественное из семи высотных зданий, построенных в Москве после Победы в Великой Отечественной войне 1941-45 г.г., долженствующих символизировать, по мысли И.В.Сталина, триумф общественного, коллективного разума над частнособственническим, ограниченным эгоизмом. Говорят, что если младенец родится в одной из комнат высотного здания МГУ, чтобы затем в течение всей жизни, днем и ночью проводить всего по одной минуте в каждой его комнате, аудитории, спортивных залах, библиотеках, бассейнах, в актовых и зрительных залах, то на улицу выйдет девяностолетний старик.
Сразу после окончания строительства высотки на Ленгорах девушки и юноши жили в разных зонах, находиться “в гостях” разрешалось всего до 10 часов вечера, что заставляло студентов бунтовать и бузить. Часто между переборками коридоров одного и того же здания делались нелегальные лазы, а самые отчаянные, потерявшие из-за любви голову, пользовались вентиляционными камерами. Кстати, во время первого визита лидера Кубинской революции Фиделя Кастро в СССР он выступил в Большом актовом зале МГУ, где не хватило мест для профессорско-преподавательского состава, не говоря уже о нашем брате-студенте. Тогда студенты воспользовались накопленным во время романтических похождений опытом и слушали выступление Фиделя в люках вентиляционных шлюзов. Не помню, кто из ректоров отменил апартеид по половому признаку, но в мою бытность девушки и юноши жили в разных комнатах, но в одних и тех же корпусах, на одних и тех же этажах. Когда требовалось, комнаты уступались влюбленным по согласию всех заинтересованных сторон, и все дело, как правило, заканчивалось свадьбой, свидетелями на которых были те, кому чаще всего приходилось ночевать не по месту постоянной прописки. Я лично был свидетелем на свадьбах моих однокурсников Виктора Шаркова, Володи Кириллова и Володи Кашина. Сам же я затеял собственную свадьбу, со своей будущей женой Верой Емельяновной, уже в рисковой 30-летней зоне, спустя три года после окончания МГУ.
В 2002 году родному факультету журналистики МГУ исполнилось 50 лет. Позвонили из телевизионного канала СТВ (бывшее НТВ Киселева - Березовского) и предложили подготовить для программы новостей “мемуарное” выступление на 2 минуты эфира. Предложили встретиться у памятника Ломоносову перед входом здания факультета журналистики (ранее проспект Маркса) на Моховой. Я вспомнил таких корифеев, как профессор Архипов с его вулканоподобными лекциями по русской литературе , Елизавету Петровну Кучборскую, заставившую всех нас, первокурсников, через античную литературу любить детство человечества до эпохи христианства, Людмилу Евдокимовну Татаринову, готовую рыдать от радости, когда студенты читали ей наизусть из “Слова о полку Игореве” или из хроник первого русского журналиста попа Аввакума. Для той телевизионной записи я даже сделал подстрочник перевода Шекспира, оригиналом которого начал лекцию о творчестве Фолкнера и его романе “Шум и ярость” (Sound and fuari) один из лучших знатоков американской журналистики и литературы декан нашего факультета Ясен Николаевич Засурский: