— Чего пусто-то?
— Да очереди…
— А-а, — понимающе протянул он. — А вы приходите в будни, с утра.
— Работа.
— Возьмите отгул. Не имеют права не дать. Оплачиваемый и на весь день. — Он явно с удовольствием пользовался этим правом.
— Учту.
— Ладно, проходите.
В понедельник на работе я попытался незаметно проскользнуть мимо шефа прямо к своему компьютеру. Но Виктор Владимирович сразу возник за моей спиной:
— Ну что, поставил галочку?
— Нет, — честно признался я.
— Ты что, под монастырь меня подвести хочешь, сволочь? Нас и так едва терпят. А разгонят, куда пойдешь?
— Да очереди…
— Очереди! Надоел ты мне до смерти со своими очередями! Погромы в городе!
— Какие погромы?
— Какие-какие, еврейские.
— А мы тут при чем?
— Как — при чем? У нас же компьютеры!
— Так компьютеры, а не евреи.
— Дурак! Эти уже телевизоры из окон выбрасывают. Думаешь, до компьютеров не доберутся?
— Телевизоры-то им чем не угодили?
— Око Сатаны, говорят.
— А-а. Непоследовательные они какие-то, эти погромщики. Ведь Христос, кажется, тоже…
— Вырвать бы тебе поганый твой язык. Христос был русским и родился на Северном полюсе! Ой… То есть русский этнос возник на Северном полюсе миллион лет назад.
— Угу, а чего он проповедовал в Иудее?
— Кто, русский этнос? Молчи, работай.
Шеф вздохнул и понес свое грузное тело к мягкому кожаному креслу директора.
Я тоже вздохнул с облегчением и принялся за работу. Мы делали обучающую программу «Жития святых». Я загрузил картинку с изображением щуплого человека с нимбом вокруг головы, беседующего с птицами.
Место за компьютером впереди меня пустовало. Так и не нашли достойной замены. А раньше там сидела Женечка. Это я учил ее программированию. Говорил: ничего, будешь программистом в десять раз лучше меня. И ведь стала.
Женечка была красива той блистательной красотой, когда красота — это особая примета. Вот, представьте, пишут полицейские в графе «Особые приметы», скажем, «шрам над левой бровью», а ей бы написали: «красивая». Правда, в официальные каноны ее красота не укладывалась: маленький рост и черные вьющиеся волосы. И какой идиот решил, что идеальная красавица должна быть блондинкой? Впрочем, какое мне дело до официальных канонов.
Все началось с того дня, когда вышел указ, запрещающий женщинам ходить в брюках. Ну, сами понимаете, Женька на него наплевала с высокой колокольни. Но не Виктор Владимирович.
— Женя! — вскричал он. — Ты что, хочешь меня под монастырь подвести? Об указе не слышала?
Женя пожала плечами и отвернулась.
— Будь другом, Женечка, — не унимался шеф. — Не компрометируй фирму. В следующий раз надень юбочку.
— Отвратительная одежда! Снизу поддувает, в ногах путается, в автобус не залезть.
— Женя, ну ты же наш лучший работник! Мне бы не хотелось с тобой расстаться. Надень юбочку.
— Никогда!
На этот раз шеф отступил. Но как-то Женя пришла на работу с подбитым глазом, царапиной на щеке и в длинной неуклюжей юбке. Честно говоря, я был совершенно солидарен с ней в ее ненависти к этой одежде. В узких обтягивающих джинсах Женькины ноги и попка смотрелись значительно привлекательнее.
— Женя, что с тобой? — участливо поинтересовался я.
— Эти, в таких повязках, побивают камнями женщин в брюках. Я еле сбежала.
Вообще, Женька была шалопайка, бывшая вечная студентка. Не один институт сменила и еще университет, прежде чем получить высшее образование (это было тогда, когда женщин еще принимали в университет). А еще ее своевольный характер. Но уволили ее, как ни странно, вовсе не из-за характера.
Тогда вышел указ, запрещающий женщинам работать. Женька стояла перед шефом и скулила:
— Виктор Владимирович, вы же сами говорили, что я ваш лучший работник! За что же вы меня увольняете?
— Ни за что, а почему. Ничего не могу сделать, закон. Из-за тебя всю фирму разгонят. Ты будешь дома работать, за компьютером. Зачем тебе сюда ездить? А деньги будем платить наличными. Это уж устроим как-нибудь.
— Так и буду одна дома сидеть куковать, с мамой?
Женька вздохнула и вышла из комнаты. А еще через пару дней женщинам запретили появляться на улице без сопровождения мужа или отца. У Женьки не было ни того, ни другого, и наш нарождающийся роман плавно перетек в телефонную форму.
Были, конечно, женские демонстрации протеста, но их частью расстреляли, частью пересажали, а в газетах обсуждался прекрасный истинно русский идеал XVI века, когда девицы и жены содержались исключительно в теремах…