Я набил желудок под завязку — теперь жрать не захочется до самой ночи. Нахлебался воды из ручья, протекавшего неподалеку, и немного вздремнул в тени неподвижно торчавшего дохляка. Затем наблюдал, как баба справляет нужду. Для нее это было сейчас нелегким упражнением. Казалось бы, вот когда можно застать ее врасплох. Ан нет, черта с два! Она ни на миг не теряла бдительности. Лично я не рискнул бы своей шкурой, пытаясь напасть сзади.
Так что пока пришлось довольствоваться лишь созерцанием ее ягодиц, на одной из которых был вытатуирован огромный скорпион. Классный скорпион, сразу видно — работа мастера. Да и вся натура целиком, признаться, впечатляла. Если б только не этот загар, вызывавший у меня острую брезгливость! В нем было что-то грязновато-болезненное…
Я поймал себя на том, что чуть ли не впервые подумал о девке как о вероятном объекте удовлетворения. И содрогнулся от отвращения. Нет уж, я предпочитаю наших самок — с белой кожей, под которой видна каждая прожилка, с бескровными плоскими лицами и огромными глазами без белков. Жаль только, что попадаются они мне чрезвычайно редко…
Полдня ехала не останавливаясь. Рельеф — как телеса шлюхи откормленной, сплошные приятные округлости. То вверх, то вниз катим, будто на качелях. Но вот жестянка взобралась на очередной холм, и я смачно выругалась. Город лежал впереди, а на кой мне город?! На открытой местности еще можно затеряться, но в городе у одиночки шансов ноль. Привезла я малолеток в самую что ни на есть смердящую клоаку. Хорошо, если сразу убьют, а то ведь еще и надругаются сначала… Точно знаю: в городе худшее отребье собирается. То самое зверье, которое вроде бы ниоткуда. Подонки из подонков. Тянет их сюда, здесь им проще, в стае волчьей и по законам стайным жить. Прах к праху отходит, а дерьмо к дерьму липнет…
Этот орешек мне не по зубам, и я решила его объехать. Однако на то, что я решила, судьбе наплевать. Она, судьба, все по-своему завертела. И видать, было мне на роду написано то, что потом случилось. Я никого своим базаром утомлять не хочу, сопли по стеклу развозить; ненавижу всю эту хрень, которой полно в черной книжке: как звали папашку, и папашку папашки, и папашку папашки папашки; где они жили, чем занимались и какие понты Богу выкатывали. Скучно это и даже мне неинтересно. Потому дальше постараюсь излагать покороче. А с Ванечкой все-таки свиделись — про встречу, такую для меня желанную, умолчать не могу.
Случилось это на третьи сутки после того, как мы город миновали. Миновали, да не совсем. Напали на нас ублюдки уличные — целая банда на мотоциклах. Хорошо, хоть не засада то была, а так — непредвиденные обстоятельства. Они из рейда возвращались, награбленным барахлом отягощенные. Только это нас и спасло. Двоих сразу, в лоб протаранила; пока остальные тарахтелки свои разворачивали, проскочила. Потом, когда догоняли, конечно, туговато пришлось, однако автобус надежнее оказался, чем я сперва думала.
Еще троих завалила, но байкеры настырные попались — на хвост сели и несколько часов не слазили. Ждали, пока у меня бензин кончится. Не дождались. А я неведомого умельца благодарила за то, что в автобусе дополнительный бак установил…
Потеряли шакалы терпение и попытались меня обойти. Тут бы мне напарница не помешала — спокойно бы их перещелкала. Но разве соплячка с автоматом управится? Ее ж отдачей в окно вышвырнет! Пришлось самой корячиться, работу кровавую делать. Ни на что уже не надеялась; потому, наверное, и уцелела. Пара свежих царапин не в счет.
Снова чудом отбилась, жестянку из-под обстрела увела и детишек всех сберегла, только голубоглазой мякоть на попке прострелили. Ничего, заживет. Рана пустяковая, однако сидеть подруге моей боевой трудновато было. Она даже гордилась тем, что подранили ее. Вбила себе в башку, что теперь на меня похожа; все спрашивала, останется шрам или нет. Мои она увидела, когда в речке искупаться довелось, пыль и вшей с себя смыть. Корма у меня, правда, целая, если не обращать внимания на скорпиона татуированного. Девка пристала ко мне: что это, мол, у тебя, мамулька? Я уж не стала ей рассказывать, как некоторые мужики на тату западают. Ванька, помню, аж зубами, сучонок, впивался… О чем это я?
Ах да, насчет очередного приключения, которые меня утомлять начали… От города отъехала, очухалась, шкуру поврежденную слегка подлечила, и наступило самое время итоги подбить. Неутешительные. Жратвы — с гулькин хер осталось, патронов — четыре штуки, бензина в баке на полпальца плещется. Как ни крути, а надо было на охоту отправляться. Ненавижу я это дело — сама навроде зверя становишься, в бандюгу превращаешься — но выход-то какой? Окромя работорговцев, меняться никто не хочет; чуть что — сразу стволы вынимают. Не успеешь подойти и окликнуть, как дыркой в башке наградят.
Для нас, бродяг, самый лакомый кусок — семейства оседлые. Те, которые объединяться не хотят, думают, что сами перебьются. Собственники гребаные. В земельке потихоньку ковыряются, брошенные домишки обживают, скотинку прикармливают. При малейшей опасности детенышей в подвал или в лес прячут, а сами запираются, оборону круговую занимают и свои смешные пукалки наружу выставляют. Редко когда приличное оружие у них увидишь. Эх, души земляные…
На таких я и набрела вскоре. Убивать не стала, честное слово. Как в дом проникла, рассказывать не буду. Вам это знать ни к чему. Мужику, прыти от меня не ожидавшему, промеж ног сапогом двинула, чтоб не рыпался, а бабе его пощечин надавала. Даже ружьишки их хреновые не взяла — из такого дерьма и курицу не завалишь.
Потом предложила по-хорошему договориться. Мужичонка слабосильный злобно из угла зыркал, хозяйство свое жалкое, ушибленное, потирал, но что ему делать, кроме как соглашаться? Он же не знал, что у меня всего четыре патрона и на него хоть один истратить было бы непозволительной роскошью. Короче, договорились мы. Считай, по-хорошему.
Набрала я у них копченой собачатины и воды из колодца, заставила припрятанную бочку с бензином из землянки выкатить и в автобус погрузить. Ага, еще кусок денима, который у них заместо дерюги на полу валялся, забрала, чтоб при случае голубоглазой джинсы сварганить. Если, конечно, та со мной останется. А пока рядом другие малолетки, любимчиков заводить не буду…
Семейству оседлому на прощанье посоветовала к таким же, как они, прибиться. Вместе и жратву добывать, и оборону держать легче — от таких, как я. Стало быть, советом, стерва, расплатилась. Это немало. Доброе слово в наше время дорогого стоит. Иной бродяга их просто порешил бы, на сопротивление нарвавшись.
На неделю провиантом запаслась, однако патроны меня куда больше интересовали. Пришлось засаду устраивать. Выбрала удобное место, автобус в ближайший лесок закатила, детишек покормила, а сама несколько часов на повороте провалялась, пока шум мотора не услышала.
Легковая тачка перла. Одна. То, что надо. Поворот крутой, поэтому тачка притормозит неизбежно. Позиция у меня была прекрасная. Но что-то со мной непонятное творилось — мягкотелость какая-то наступила. Старческий маразм, наверное. Преждевременный. Чувствую: не могу водителя убить. Не могу — и все! Представила себя на его месте. А если тем более там парочка вроде меня и Ваньки или еще почище — меня и голубоглазой? Они ж тоже счастье свое маленькое, призрачное ищут и от ублюдков всяких спасаются! А я, выходит, шанса этого их лишаю и жизни заодно. Значит, сама от ублюдков ничем не отличаюсь. Однако же мир так устроен: или я, или они. Ненавижу эту житуху, ненавижу!..
В общем, совсем я раскисла. Тачку рассмотрела — классная тачка, мощная, быстроходная, металлом обвешанная; только гранатой и возьмешь. К дверцам, капоту и крыльям шипы приварены; спереди понтовый знак торчит — добела выскобленный собачий череп. Колес почти не видать, рожи водительской тоже — только щель спереди шириной с мою ладонь. Может, я в щель эту и попала бы — расстояние было подходящее, а на повороте тачка еле ползла, — однако подержала я палец на спуске и ствол опустила. Выходит, не довезешь ты детишек до места назначения, медуза бесхребетная. Вот так-то, мамаша-героиня!..